Фарит Гареев
"На обочине"
Встречная "Газель", тентованная, со светло-серой кабинкой, чем-то напомнила водителю ту неуклюжую и неповоротливую черепашку, которую он привез своей младшей дочери из предпоследней поездки. "Газель" шла навстречу его "КамАЗу" на очень большой скорости и, видимо, была сильно перегружена, - кузов ее, крытый темно-серым тентом, висел низко-низко над асфальтом. На выбоинах, которых на этом участке трассы было предостаточно, грузовичок только приседал и переваливался, точь-в-точь, как это делала черепашка, передвигаясь по полу или столу.
"Газель" прошумела мимо, водитель проводил ее глазами в зеркале заднего обзора и снова уставился на дорогу. Пыльный асфальт с частыми выбоинами уходил под колеса, с каждой секундой приближая его к дому. По сторонам водитель почти не глядел. Дорога эта была ему известна почти до приторности и потому неинтересна. Она короткая была, эта дорога, как все дороги, по которым приходится ездить годами... За крутым подъемом, на который в этот момент взбирался его "КамАЗ", начинался длинный отлогий спуск до старого, давно нечиненого моста через узкую, с болотистыми берегами речушку. При желании, даже не видя еще этого моста, водитель мог бы увидеть его как в живую. Для этого надо было только прикрыть глаза... Чего делать, конечно же, было нельзя.
Вечерело. Шоссе в этот поздний час было не то что бы пустынным, но машин, все-таки, встречалось не так уж и много. Изредка "КамАЗ" обгоняли легковые автомобили, юрко обходя его кто по большой, а кто по маленькой дуге. И точно так же редко попадались автомобили встречные. Даже за шумом двигателя собственного грузовика водитель издалека слышал гул встречного автомобиля. Услышав такой шум, он чуть склонял голову набок и напряженно вслушивался, по звуку стараясь различить марку и модификацию встречной машины. Если догадка оказывалась верной, он радостно улыбался.
В кабине грузовика, уютной, опрятной, с множеством больших и мелких украшений, негромко звучал радиоприемник, раз и навсегда настроенный на "Авторадио". Когда "КамАЗ", перевалив через высшую точку подъема, свободно и легко покатил вниз, послышались сильные шумы радиопомех. Водитель привычно поморщился. В этом месте подобное происходило всегда. Холм, с которого катил сейчас грузовик, экранировал радиосигналы ретранслятора. Впрочем, метров через пятьсот, перед самым мостом, радиопомехи должны были прекратиться сами собой. Когда это произошло, водитель заулыбался, вслушиваясь в чистое звучание радиоприемника... И внезапно, без всякого перехода, стал серьезен. Без объявления диктора началась новая песня. Любимая его песня.
Когда идет дождь,
когда в глаза свет
проходящих мимо машин
и никого нет... (1)
Хотя большей частью нравились водителю совсем другие песни, с несложными и чаще всего бессмысленными текстами, с простенькой, без особых изысков, музычкой, эту песню он полюбил с первого же раза, как услышал. Это была песня о нем самом. И о таких, как он... Так ему, во всяком случае, казалось. В ней было все - и описанный скупыми, но точными словами его, шоферский труд, и эта тоска одиночества за рулем и одновременная радость, которые жили в нем, когда он был в дороге, и которые он сам выразить не мог.
Третью жизнь за рулем,
три века без сна...
И вот это тоже было очень точно подмечено. За рулем он был, конечно же, не три века, как пелось в песне, а только четвертые сутки, но недосыпание, тем не менее, казалось таким, как будто бы он, действительно, не спал уже целую вечность. Четвертые сутки он гнал машину с грузом, останавливаясь только на ночь и только рядом с постами ГАИ, где по нынешним неспокойным временам кучковались водители-дальнобойщики. Глаза, сухие, точно кто-то сыпанул горсть песка за веки, устало смотрели на дорогу, голова мерно, в такт двигателю, гудела от недосыпания, но руки твердо и уверенно держали руль.
_________________
1 - Ю. Шевчук "Когда идет дождь"
Но песню эту, любимую, на этот раз он слушал невнимательно. Какой-то посторонний шум появился совсем недавно в ровном и ритмичном прежде гуле двигателя, что-то негромко постукивало внутри него. Временами это едва слышное постукивание исчезало вовсе, и довольно длительный период его не было слышно, но, когда водитель, успокоенный, забывал о нем, звук возникал снова. Посторонний человек вряд ли обратил бы внимание на это постукивание, да и, скорее всего, он просто не услышал бы его. Но ему-то, ему, который за рулем этого "КамАЗа" провел не три жизни, конечно, но как-никак шесть лет без малого, все повадки грузовика были известны точно так же как матери - характер ее ребенка. Едва слышно подпевая, водитель в тоже время хмурился, вслушиваясь в работу двигателя.
- Ну, ну, милая... - водитель погладил ладонью приборный щиток, как это делали когда-то крестьяне, уговаривая уставшую лошадь двигаться вперед. - Ну. давай, дорогуша... Совсем немного нам осталось. Ну, что же ты... А дома я посмотрю, что с тобой. Там, дома...
По хорошему, надо было бы остановиться и если не устранить, то хотя бы выяснить причину этого постукивания, но останавливаться на ремонт здесь, посреди трассы, водителю не хотелось по нескольким причинам. Во-первых, это было опасно в столь позднее время. Во-вторых, его поджимали сроки. Но больше всего, все-таки, ему не хотелось останавливаться потому, что до города ему оставалось каких-то два-три часа езды. Он торопился домой, к семье, жене и детям, по которым успел жутко соскучиться за время, проведенное в дороге.
Вдали показались несколько одноэтажных заброшенных строений, в километре от которых начинался небольшой придорожный поселок и лес следом за ним. Водитель скользнул по строениям взглядом и закурил. Морщась, как от зубной боли, он вслушивался в работу двигателя. Песня тем временем - заканчивалась. "Ты не один", - повторял водитель слова песни, - "Ты не один"... И он верил этому. Одиночество, - да, было. Но не был он одинок. Не был. Дома ждали его дети и жена. Несмотря на расстояние, он чувствовал их незримое присутствие, - в памяти ли, в воображении, не важно.
- Черт... - ругнулся он беззлобно. Стук в двигателе мешал ему сосредоточиться. Всякий раз, когда кончалась эта песня, он любил подумать, поразмышлять вслух, - о жизни, о людях... Обо всем понемногу, словом. Он, вообще, любил поговорить вслух, как большинство людей, большую часть времени проводящих в одиночестве, но после этой песни - особенно. Что-то очень большое просыпалось в его груди после того, как он слышал эту песню, что-то такое, чего словами обозначить он не мог. Грудь теснило тогда, распирало изнутри не тоской, нет, но редкой очень и ни на что непохожей, тихой и ненавязчивой грустью. И грусть эта требовала освобождения, пусть и в беседе с самим собой. Ведь нет на свете собеседника приятнее, чем ты сам... Но сейчас этого не было. Постукивание в двигателе мешало ему сосредоточиться. Водитель сильно затянулся напоследок и вытолкнул окурок в приоткрытую ветровую форточку.
Из радиоприемника зазвучала следующая песня. Эта уже была одна из тех, к которым водитель был более привычен. Для таких песен была характерна несложная мелодия, большей частью построенная на минорных аккордах, с абы как наложенным на нее незамысловатым текстом. Такие песни только фоном служили для водителя. Но ничего, ни одного мало-мальски значительного чувства в нем ни эта песня, ни другие, подобные ей, не будили.
За окном, уносясь назад, замелькали дома придорожного поселка, низкие и высокие ограды, сады, огороды. Водитель скосил глаза на поселок. Во всяком городе или деревне, которые ему случалось проезжать очень часто, у него были один-два приметных дома, которые служили ему ориентиром. Таким домом в этом поселке служила обычная деревенская пятистенка рядом с огромным на ее фоне двухэтажным, красного кирпича, не домом, а скорее дворцом. Увидев эти два дома, водитель, как обычно, ухмыльнулся, и снова перевел глаза на дорогу.
Впереди, метров за двести, у придорожной будочки на обочине в самом конце поселка стояла женщина. Водитель вгляделся в нее. Нет, это была девушка, молоденькая, едва-едва, судя по лицу, за двадцать. А может, и того менее... Машина приближалась к будочке с одинокой, сиротливой фигуркой рядом с ней, и водитель всматривался в лицо и фигуру девушки. Он всегда так всматривался в лица голосующих на дороге, если в кабине было свободное место, заранее решая, - брать или не брать попутчика. Первое впечатление, пусть и не всегда верное, чаще всего было решающим в этом вопросе.
Девушка понравилась ему сразу же, как он разглядел ее внимательно. Чем, - этого он сказать себе самому он не мог. Да и не было у него времени для размышлений. Невысокая, с ладно скроенной фигуркой, неброско одетая... Наверное, именно это и понравилось ему с первого взгляда. На девушке была скромная, ниже колен, юбочка и какая-то невзрачная кофтенка. Но и это было не самым главным. Толстенная, в руку толщиной коса чуть ниже пояса, каких водитель давно уже не видал, была у девушки. Вот эта коса удивила его, пленила.
Девушка неуверенно переступила с ноги на ногу, подняла руку, потом быстро и безнадежно опустила ее, и тут же подняла обратно. И снова опустила, точно она уже заранее знала, что "КамАЗ" не остановится. Рука ее качнулась раз-другой и замерла, трогательно и беззащитно.
Водитель улыбнулся, отпустил педаль газа и нажал на тормоз. Автомобиль остановился метрах в тридцати за будкой. Несколько секунд девушка недоуменно глядела на грузовик, точно не веря в то, что он остановился. Видно, очень долго она стояла на обочине, голосуя, и давно уже разуверилась в том, что хоть кто-то остановит машину. И руку она подняла только для проформы, уже безо всякой надежды. Водитель, улыбаясь, рассматривал ее растерянное, полное недоумения и в тоже время радости лицо в зеркале заднего обзора. Не сказать, что девушка была писаной красавицей, отнюдь нет. Широкое скуластое лицо, вздернутый, так что дырочки видны, носик-носорожек, черные, слишком густые, мужские почти брови над большими карими глазами... И эта коса! Девушка улыбнулась, и две большие ямочки украсили ее щеки.
Водитель качнул головой, улыбнулся, чуть растерянно. Бывают же еще такие...
Девушка опомнилась, сорвалась со своего места и, заметно косолопя и совсем не стыдясь этого, что тоже очень понравилось водителю, бросилась к машине. Водитель потянулся всем телом через кабину, распахнул дверцу с пассажирской стороны. Девушка подбежала и остановилась у подножки, просительно глядя снизу вверх, но ничего не говоря. Наверное, она до сих пор еще не верила в свершившееся чудо. Лицо ее было розовым от смущения. Это окончательно расположило водителя к девушке.
Глядя на ее некрасивое, но очень симпатичное лицо, водитель вдруг подумал, что будь ему не пятьдесят, а хотя бы тридцать, он, несомненно... Он воровато стрельнул глазами на ее правую руку. Обручального кольца на среднем пальце девушки не было. Он даже удивился... Нет, не удивился, - возмутился! Куда они смотрят, интересно, эти парни-то?! Куда?! Такая... Водитель вдруг обругал себя мысленно за то, что, увидев девушку издали, принял ее за одну из тех, "плечевых", что запололонили все дороги страны в последнее время.
- Ну, что молчишь, курносая? - спросил водитель, чувствуя, что пауза затягивается. - Куда тебе?
- Мне? - девушка робко улыбнулась, по-прежнему робко глядя снизу. - До... До Самойловки.
- А, знаю. Это километров тридцать отсюда будет. Садись.
- Ага. - Девушка, поддернув юбку, поставила ногу на подножку, и вдруг замерла. - Ой, я сумку забыла!
- Ну, что же ты, дочка? - с укоризной в голосе спросил водитель. Он как-то легко чувствовал себя сейчас, точно парил над землей. Так еще иногда во сне с ним бывало, когда снилось, что он летает. - Беги за своей сумкой.
- А вы не уедете? - недоверчиво спросила девушка и покраснела.
- Не уеду, - по-доброму и в тоже время чуть снисходительно улыбаясь, пообещал водитель и засмеялся. Тоже по-доброму. - Давай, беги.
Девушка вновь недоверчиво взглянула на него, покраснела еще больше и ринулась обратно к будке, возле которой стояла оставленная сумка. Бежала она, по-женски раскидывая ноги в стороны. И снова косолопила, косолапила... У водителя даже в груди защемило, когда он смотрел на нее. Он опять мысленно, и очень жестоко на этот раз, обругал себя за все предыдущие мысли. Приударил бы... "Плечевая..." У самого - такая же, а он - туда же! Козел старый... Водителю вдруг представилось, что старшая его дочка, Лидушка, стоит вот так же, на дороге, а какой-нибудь хмырь навроде него... Об этом даже думать не хотелось.
Девушка вернулась очень быстро. В руках она держала средних размеров сумку.
- Давай ее сюда, - сказал водитель и свесил руку. Девушка с трудом приподняла сумку обеими руками.
- Ого! Тяжеленная! - воскликнул он, втянув сумку в кабину, и снова свесил руку вниз. - Давай руку-то.
Девушка несмело взглянула ему в глаза, неуверенно подала руку. Маленькая, детская почти ладошка девушки была горячая, влажноватая. Водитель помог девушке взобраться в кабину.
- Ну, давай, давай, милая, - сказал он, ласково погладив ладонью приборный щиток. Краем глаза он заметил, что девушка, услышав его слова, едва заметно улыбнулась. Грузовик плавно тронулся.
Поселок кончился и почти сразу же подступил к обочине, с обеих сторон дороги, темный, особенно мрачный в это предвечернее время сосновый лес. Высокие, с толстенными ржавыми стволами сосны росли плотно друг к дружке. Два-три метра вглубь и - не проглянуть. Что-то жуткое, зачарованное чудилось в той тьме. С километр ехали молча; время водитель привык мерить не в часах и секундах, как это обычно делают люди, а в километрах. Он искоса поглядывал на девушку, но заговаривать с нею не торопился.
- Тебя как зовут-то, курносая? - спросил, наконец, водитель.
- Лиля.
- Лиля, - повторил он. - А меня Виктор. Для тебя - дядя Витя, - поправился он и протянул ей ладонь. Опять ему понравилось прикосновение ее горячей и влажноватой ладошки.
- А ты чего так поздно, Лиля? - спросил он, с удовольствием повторяя имя девушки. Редкое оно было, это имя.
- Я к подруге, - невпопад ответила Лиля и порозовела, осознав ошибку. - Только я совсем не поздно. Я уже три часа здесь стою. И никто не останавливается.
- Ну?! Возле такой красавицы - и никто?! - поразился Виктор. - Ну и мужики пошли!
- Вы уж тоже скажете, - засмущалась Лиля, - красавица...
- А то нет? - Виктор помолчал и вдруг признался: - Мне лет бы тридцать скинуть, и тогда... - он не договорил и, только глазами улыбаясь, взглянул на Лилю. Она еще больше порозовела и смущенно улыбнулась. Ах, как она розовела, смущаясь! Дрожало в груди в эти мгновения что-то зыбкое, неясное... Дрожало!
- А в Самойловку зачем? В гости?
- В гости, - деловито подтвердила Лиля; она уже оправилась от смущения. - У меня там подруга живет. Самая лучшая.
- А чего так далеко?
- Что - далеко?
- Подруга-то живет?
- А-а... Она замуж вышла. Муж у нее из Самойловки. Вот и...
- Понятно... А сама-то не замужем?
- Ага, - как-то по-детски просто призналась Лиля, - не замужем.
- А что так?
- Да как-то так, - неопределенно ответила Лиля и снова порозовела.
- Ну и парни пошли! - возмутился Виктор. - Вот интересно - куда они смотрят?! Да я бы на их месте!
Лиля еще больше порозовела, но ничего не ответила. Виктор отвел глаза и тут же снова посмотрел на Лилю. Они встретились взглядами и вдруг, безо всякой на то причины, засмеялись. И до этого взгляда хорошо им было вместе, а тут и вовсе так хорошо, так приятно им стало, будто знакомы они были целую вечность, а не каких-то полчаса.
- Да я и сама не хочу, - вдруг призналась Лиля.
- А чего так? - изумился Виктор.
- Да как-то так, знаете... - она помолчала. - Насмотрелась я на своих подруг. Которые замужем. И... Какие-то они мужики... Какие-то они не такие пошли.
- Это в каком смысле?
- Да... - Лиля помолчала, очевидно, размышляя над тем, как бы сказать помягче. - Пьют много... И... В общем, никакого от них толку.
- Это ты дочка, правильно сказала... - неожиданно поддержал ее Виктор. - Я тебе вот что скажу. Я, хоть и сам мужик, но тоже самое про нынешних мужиков сказать могу. Я тебе даже больше скажу, - если дела так дальше пойдут, то лет через тридцать в России ни одного нормального мужика не останется.
Лиля с интересом взглянула на Виктора. Он помолчал, хмурясь.
- Вот у меня племянник есть. Сашкой его зовут, - продолжил он. - Я к чему про него вспомнил? Вот все, вроде бы, при человеке, - неглупый, много не пьет, характер, какой никакой, тоже есть... Но ничем путным заняться не может. Чего-то не хватает ему... А чего - я понять не могу. Я закурю?
- Что? - не поняла Лиля.
- Я закурю?
- А зачем вы у меня спрашиваете? - искренне удивилась Лиля. - Вы же здесь хозяин.
- Ну... Мало ли. Вдруг тебе сигаретный дым не нравится?
- Наоборот, - сказала Лиля, - мне очень нравится смотреть, как мужчины курят.
- Ну?! - удивился Виктор и взял с приборного щитка пачку сигарет. - А вот моя жена не терпит. Прямо бесится, когда я курю... Опять, кричит, за свою дудульку взялся! - Он закурил, пустил носом плотный сизый клуб дыма и задумчиво произнес: - Под сигареты, Лиля, хорошо думается... А подумать есть о чем. Я вот все никак не могу понять, - что же это с нами, мужиками, происходит? Просто гляжу на иного, и никак не могу взять в толк, - что происходит? - он нахмурился, несколько раз затянулся сильно.
- Сама-то не куришь? - внезапно спросил он.
- Нет-нет! - с возмущением отозвалась Лиля.
- Это хорошо, - одобрительно сказал Виктор. - Это сейчас большая редкость. А то ведь как? На иную посмотришь, - - идет, дымит, почище мужика, и даже не стесняется. Глядеть противно!
- Даже мне, - поддержала водителя Лиля.
- Вот видишь, - Виктор затянулся и снова задумался.
Лиля с интересом глядела на Виктора. Сосновый лес сменился смешанным, большей частью березовым. Как-то посветлело вокруг, хотя небо заметно потемнело за то время, пока они ехали. Березы, наверное, отдавали свой неяркий сказочный свет. Они то подступали к самой дороге небольшой рощицей, то мелькали по две, по три среди дубков и осины...
- Я, конечно же, понимаю, - продолжил Виктор, - плохо в стране. Зарплаты - кот наплакал, безработица, и так далее... Бардак, одним словом. Но это же не повод, что бы водку килограммами жрать! Ты же мужик! - значит должен работать, семью кормить. Как бы трудно тебе ни было!
- Но ведь трудно сейчас, - Лиля вдруг встала на сторону мужчин. - У нас, например, в поселке, работы почти нет. А если и есть, то зарплата маленькая. Да и ту месяцами не платят...
- Это отговорки все, Лиля, - перебил попутчицу Виктор. - Отговорки. Я, конечно, понимаю, что водку жрать да на диване целыми днями валяться куда как легче... И всех обвинять в своих бедах, - тоже легче. Проще. Всех, кроме самого себя. Но... Вот я тебе на своем примере поясню. - Виктор задумался.
- Я, когда все это в стране началось, тоже работу потерял, - продолжил он. - И, честно признаться, тоже попивать начал. А потом... Потом... Как-то так уж вышло... Призадумался, в общем. Проснулся как-то утром, голова вот такая! - Виктор показал руками, какая у него была в то утро голова, и снова положил руки на руль. - Э, нет, говорю себе, так дело не пойдет, брат. В общем, взялся за дело... Это долго рассказывать, как все было, но... Вот этот вот "КамАЗ", дочка, я собственным горбом заработал. Дом построил тоже сам. У меня дом свой в четыре комнаты. Купил домик-развалюху, раскатал его по бревнышку... Пять лет строил! Теперь вот соседний участочек прикупил. И будет у меня теперь не шесть, а двенадцать соток.
Лиля помолчала.
- Вы дядя Витя, наверное, очень сильный человек. Но ведь не все же такие сильные, как вы, - сказала она.
- Не сильные... - несколько раздраженно повторил Виктор. - Жаловаться на судьбу и обстоятельства - это легче легкого. А работать, - просто работать! - несмотря ни на что, - это уже посложнее будет... В общем, - вот тебе мое мнение, Лиля. Мужики-то, как это ни странно, они куда как слабее вас, женщин, будут!
Лиля глянула на Виктора, но что ответить - не нашла. Некоторое время они ехали молча. Опять потянулся за окнами с двух сторон сосновый лес, угрюмый, неприветливый.
- А что, Сашка? - напомнила Лиля.
- Какой Сашка?
- Племянник ваш. Вы же с него начали.
- Ах, Сашка... - засмеялся Виктор. - Совсем забыл. Начал, что называется за здравие, а кончил за упокой... Я же на его примере и хотел все объяснить. То есть не объяснить, а... Как бы это получше сказать... - он помолчал, собираясь с мыслями. - С племяшом моим вот какая история. Придет он иной раз ко мне за советом. Вот что делать, - это он меня спрашивает, - ты мне скажи, дядя Витя? Я ему говорю, - займись ты делом, Сашка. Не слоняйся. Много не мечтай, а просто работай. Будешь работать, все само собой появится. В общем, даешь ему какие-то советы. А он мне, представляешь, что говорит?
- Что?
- Что ты, говорит, дядя Витя, мне общие советы даешь? Ты мне скажи конкретно, - приди завтра туда-то и туда-то, во столько-то и во столько-то, и сделай то-то и то-то!..
Лиля засмеялась.
- А ты говоришь, - слабые, сильные, - посмеиваясь, сказал Виктор. - Что-то исчезло - понимаешь? - что-то очень важное исчезло в людях!.. И куда мы придем, если дела так дальше пойдут, я не знаю...
- Невеселые у вас мысли, - сказал Лиля.
- А куда деваться... - ответил Виктор. - Вот так едешь, думаешь... В дороге хорошо думается. А я почитай всю жизнь за рулем провел.
Виктор искоса взглянул на Лилю, ожидая, что она что-нибудь скажет. Но она задумчиво смотрела на дорогу. Тогда он тоже уставился на дорогу, одновременно прислушиваясь к работе двигателя. Постукивало там, по-прежнему едва слышно постукивало. Для чужого уха, может, и не явственно. Но Виктор свою машину знал, быть может, получше собственного тела. Он из породы современных кентавров был, только вместо лошадиного тела у него было стальное тело автомобиля.
- Ну, ну, милая... - проговорил он и снова ласково погладил ладонью приборный щиток. - Ну, что же ты?
Лиля засмеялась.
- Чего ты смеешься? - притворно насупив брови, спросил Виктор.
- Да вот... Смешно, что вы с машиной разговариваете. Как-будто она живая.
- А она и есть живая. Это только кажется, что она железная, - Виктор помолчал, затем засмеялся. - А я, знаешь, Лиля, со всеми вещами разговариваю. Живые они или нет, - неважно. Вот дома, - выйдешь в огород... И с каждой ягодкой, с каждым огурчиком беседуешь. Жена у меня как услышит, так и начинает ворчать, - вот, мол, дуралей старый, опять начал! Это она соседей стыдится. Мол, соседи подумают, что я сумасшедший. А я не могу иначе. То ли привычка такая, то ли еще что... Только для меня все живое. Да, живое...
Виктор помолчал, задумчиво глядя на дорогу.
- А знаешь, Лиля, наверное, со стороны это и в самом деле выглядит очень странно... А вот дочке моей, младшей, нравится. Она даже иногда рядом со мной присядет и тоже начинает разговаривать... С ягодкой, - сказал он, посмеиваясь. - Она у меня еще маленькая. Пять лет всего. Последышек.
- Последышек?
- Последышек. Так раньше поздних детей называли. - Виктор с укоризной взглянул на Лилю. - Эх, вы, молодежь... Совсем ничего не помните.
Лиля порозовела.
- Да чего ты? - улыбнулся Виктор. - Неужто обиделась? Не обращай внимания. Это же так - старческое брюзжание. Я иной раз и сам удивляюсь, - совсем уже как старик рассуждаю. Ворчу чего-то, ворчу...
- Ну уж и старческое! - с жаром воскликнула Лиля. - Вы еще - хоть куда мужчина.
- Да нет, дочка, - с грустью ответил Виктор, - мое время уходит... Пятьдесят пять мне уже.
- В самом деле?! - изумилась Лиля. Изумление ее имело под собой основание. Виктор выглядел значительно моложе названного возраста.
- А зачем мне врать-то, дочка? - он пожал плечами.
После этого помолчали.
- А вы, дядя Витя, сами откуда будете? Издалека?
- Да нет, это тут рядом. - Виктор назвал небольшой городок километрах в восьмидесяти.
Лиля задумалась на секунду, покусала свои пухлые губы.
- А говорите - дом свой, огород...
- Что? - не сразу понял Виктор.
- Вы говорили про свой дом, огород. А теперь говорите, что в городе живете.
- Так я же на окраине живу, Лиля! А в нашем городке на окраине - сплошь частные дома. Пятистенки деревенские, в основном. Сейчас, правда, и побогаче дома пошли. Такие... Новорусские, в общем. Так что удивляться тут нечему.
- А-а...
- А вообще, Лиля, насчет огорода сейчас удивляться нечего, - после некоторого молчания сказал Виктор. - По нашим временам даже если в квартире живешь, - все равно огородик у каждого имеется где-нибудь за городом. Иначе - не прожить.
- Что верно, то верно, - Лиля поддержала водителя. - Все лето приходится в огороде возиться.
- А куда деваться? Вся Россия, почитай, нынче огородами кормится, - вздохнул Виктор и тут же ухмыльнулся. - Только называются они культурно - дача или садогород.
- А где вы работаете? - спросила Лиля, выдержав некоторую паузу. - В какой-то организации?
- Почему? Нет... Частный предприниматель я, как это сейчас называется.
- Частный?
- Ну. Грузы перевожу на этом "КамАЗе". Клиента находишь и - вперед. Хотя сейчас мне клиентов искать не надо. Они сами ко мне приходят. Репутация, какая никакая, у меня есть.
Лиля помолчала, куснула зубками губы.
- А разве это ваш "КамАЗ"?
- А я разве не говорил?
- Ах, да... - вспомнила Лиля и удивленно покачала головой. - Это же каких денег, наверное, стоит!
- Денег, это да. Это конечно... Но... Просто работать надо. А если работаешь - все будет. - убежденно сказал Виктор. - Я на своем опыте убедился. А что-что, а работать я люблю!
- Это же как работать надо, что бы на такую машину заработать! - уважительно воскликнула Лиля.
- Нормально, дочка... Подожди-ка, - Виктор наклонил голову, прислушиваясь. Постукивание в двигателе усилилось. - Ну же, милая, давай...
- А что это у вас шумит? - спросила Лиля.
- Где? - Виктор с изумлением взглянул на Лилю. Очень уж ему странным показалось, что она различила посторонний звук в работе двигателя. Такой звук даже опытному шоферу не под силу различить, а тут - молоденькая девушка, школьница почти.
- Да вот... - Лиля покрутила головой, пытаясь найти источник непонятного шума. - Что-то трещит, как будто... Как будто шарики катаются.
- А-а... - Виктор понял, что предположение его оказалось неверным, и засмеялся. - Это не шарики. Это горох. Я горошину всегда бросаю в вентилятор, чтобы не заснуть за рулем. Ее там воздухом гоняет по камере, и там звук такой получается, не как у двигателя.
- А зачем?
- Он заснуть не дает. Даже если спать очень хочется.
- Здорово это вы придумали, - похвалила Лиля.
- Во всяком деле есть свои хитрости, - улыбнулся Виктор, продолжая прислушиваться к постукиванию в двигателе. Внезапно он крупно, всем телом, вздрогнул и ошарашено огляделся, не понимая причины своей тревоги. Что-то очень неприятное сидело где-то внутри него. И еще противно сосало под ложечкой.
- Что с вами? - спросила Лиля.
- Нет, ничего, - внезапная тревога уже отпустил Виктора, но какое-то неприятное чувство все еще оставалось. - Как бы нам, дочка, остановиться не пришлось.
- Что-то случилось? - с тревогой в голосе спросила Лиля и поежилась, чуть сдвинув и тут же отпустив коленки.
- С двигателем что-то, - Виктор еще немного послушал. - Но ничего, дочка, доедем. Уж до Самойловки-то я тебя точно довезу. Немного-то и осталось... Увидишь сегодня свою подругу, - это я тебе гарантирую!
Виктор засмеялся, пытаясь заслонить этим смехом, чуть нервным, неприятное чувство тревоги, которое хотя и стало почти незаметным, но все-таки до сих пор чувствовалось.
- Хорошо бы, - вздохнула Лиля. Она снова поежилась, точно ей стало зябко. - Я так долго с ней не видалась!
- Ничего, дочка, - увидишься! - Виктор засмеялся еще громче, и следом за ним, слегка запрокинув голову, захохотала, звонко, заливисто, Лиля. Они долго смеялись, хотя, вроде бы, ничего смешного ни он, ни она не произнесли. Как-то хорошо им было вдвоем, хорошо... Сосняк, неприятный, с неведомой угрозой внутри него снова сменился смешанным лесом. И снова сквозили свечечками, уже в сумерках, березки, то частые. то редкие.
- Наверное, жена у вас счастливая! - с завистью сказала Лиля.
- С чего ты взяла?
- Все бы мужики были такими, как вы, дядя Витя, - как хорошо бы тогда было!
- А вот она так не считает... - Виктор чуть нахмурился, потом тряхнул головой. - А, пустяки!
- Неужели она ничего не понимает?! - с возмущением воскликнула Лиля.
- Дело не в этом, дочка, - с грустью сказал Виктор.
- А в чем же тогда?! - запальчиво спросила Лиля и порозовела. - Мне бы такого, как вы, дядя Витя... Мне бы тогда ничего больше в жизни не нужно было! Ну, ни вот столечко! - Лиля даже показала пальчиками, сколько не нужно было бы ей в этой жизни в том случае, если бы был рядом с ней такой же сильный мужчина, как Виктор.
- Дело не в этом, - повторил Виктор. Он едва заметно улыбнулся, отреагировав таким образом на последние слова Лили, но тут же погрустнел и потянулся за сигаретой.
- Она, знаешь... - он закурил, несколько раз подряд затянулся. - Она очень сильно болеет. С тех пор, как дочку родила... Ей же врачи говорили, что нельзя в таком возрасте, а она вот - решилась. И я ей тоже говорил. Но... Захотела.
- Да-а... - сочувственно протянула Лиля и повторила: - Да-а... Но зато ведь она за вами как за каменной стеной!
Виктор тяжело вздохнул и промолчал. А потом вдруг весело, но с какой-то, одновременно, натужностью сказал:
- А, вообще, иной раз смешно глядеть, как дочка с внучкой на песочнице возятся.
Лиля молча взглянула на него.
- Я в том смысле, - пояснил Виктор, - что если разобраться, то они тетя и племянница. По родству доводятся. Да только вот племянница тетю на целый год старше!
- Да-а... - засмеялась Лиля. - Чего только в жизни не бывает.
- У меня первой дочке уже двадцать пять. А ее дочке, - Виктор чуть смешался, объясняя все это, - то есть моей внучке, - шесть. На год она старше младшей мой дочки. Вот и получается...
После этого они некоторое время молчали. Виктор о чем-то думал, курил. Лиля тоже думала, глядя в боковое окно. Она вдруг снова зябко поежилась, тесно сжав и тут же отпустив коленки. Хотя Виктор, казалось, задумался очень сильно, это движение попутчицы от его внимания не ускользнуло.
- Ты чего, дочка? Никак замерзла?
- Да нет, - застенчиво улыбнулась Лиля. - Вы так медленно едете...
- По-моему - нормально. Хотя... - Виктор подумал. - Просто я машину свою люблю.
Лиля помолчала.
- Извините, но я не поняла.
- Что - не поняла?
- Ну, какая связь...
- А-а... - понял Виктор. - Я потому не люблю гонять, дочка, что если идешь на большой скорости, то и тормозить резко очень часто приходится. Соответственно, - двигатель быстрее изнашивается. А к машине, как к самому себе надо относиться.
Лиля только покачала головой. И снова зябко поежилась. Виктор заметил это, но тактично промолчал и чуть прибавил скорость.
- У меня, когда я в автоколонне работал, - это еще когда Советский Союз был, - напарник молодой был. Ох, и любил он гонять, ох, и любил! А что в результате? Машина чуть ли не каждый месяц в ремонте. А все почему? - спросил он и сам же ответил: - Он же разгонится, и тут же тормозит. Разгонится - и снова... Не понимал же, поросенок, что таким образом он машину гробит! А машина, она хоть и железная, но тоже ведь не вечная.
Лена смотрела в лобовое стекло, высматривала там что-то. Она опять поежилась, вся покраснела, и вдруг повернулась к Виктору.
- Вы не остановите... - пролепетала она. - На минуточку...
- Остановим. раз такое дело, - ободряюще улыбнулся Виктор. - Почему бы и не остановить?
- Понимаете... - Лиля сидела вся пунцовая. - Понимаете…
- Понимаю, дочка, - сказал Виктор. - Ты не стесняйся. Все мы люди-человеки... Что естественно, то небезобразно...
- Вон там, пожалуйста, - Лена показала пальцем на густые заросли кустарника у обочины.
Виктор затормозил. "КамАЗ" остановился, проехав чуть дальше тех кустов, на которые указала Лиля.
- Вы уж извините, что так получилось, - попросила прощения Лиля.
- Ничего, ничего, - Виктор улыбнулся и отвернулся к боковому окну. Лиля глянула на него и быстро выбралась из кабины. Сначала медленно, потом все быстрее и быстрее она пошла к придорожным кустам.
Виктор посидел некоторое время в кабине, по-доброму улыбаясь, затем закурил и тоже выбрался из кабины. Наклонив голову, он вслушивался в работу двигателя. Хотя на холостых оборотах постукивания слышно не было, слушал он внимательно, хмурился, супил густые черные брови, озабоченно качал головой. Он не услышал, как сзади к нему, по-кошачьи мягко ступая, подобрался молодой паренек, почти мальчишка. В руке паренек держал железный ломик. В самый последний момент только Виктор почувствовал что-то неладное, начал оборачиваться, и на этом полуобороте что-то яркое и большое вспыхнуло в его голове на мгновение, и следом за этой вспышкой наступила тьма.
Из кустов выскочила и бросилась к машине Лиля. Секунду спустя из тех же кустов неуклюжим медведем выломился и погнался за ней парень, одного, примерно, возраста с нею. Огромный, рыжеватый, он по-козлинному скакал за Лилей ,и все загребал перед собой воздух руками, пытаясь ухватить ее за косу. Лиля убегала от него, но, дуреха, почему-то бежала к грузовику. Впрочем, она, может, и не видела, что Виктор лежит на асфальте, и помочь ей ничем уже не может... Она ловко перескочила через неширокую придорожную канаву, ее преследователь замешкался, отстал.
Лиля подбежала к "КамАЗу", но почему-то не к своему, пассажирскому месту. Она оббежала кабину и крикнула парню, который стоял над телом Виктором.
- Чего стоишь, мудак?! Ты что сейчас должен делать?!
Паренек поднял голову, долго смотрел на Лилю. Губы его мелко-мелко тряслись. Лиля сильно, так, что голова качнулась, хлестнула его по лицу. Паренек очумело затряс головой.
- Говорил тебе, Светка, - другого надо было брать! - заорал рыжий детина, подбегая к Лиле и пареньку. - Быстро в кабину!
Лиля взглянула на рыжего, но ничего не ответила, снова обернулась к пареньку. Тот уже пришел в себя и полез, как ему было велено, в кабину. Несколько раз его нога срывалась с подножки, но вот - он влез в кабину, и хлопнул дверцей. Двигатель взревел, и грузовик тронулся с места. Левое колесо его накрыло и унесло с собой дымящуюся еще сигарету, но руки Виктора не задело. Двигаясь рывками, "КамАЗ" набрал скорость и покатил вперед, к недалекому повороту.
- Ну, а ты что стоишь?! Потащили! - набросилась Лиля-Светка на рыжего детину. Быстрей, быстрей! - ты что, не слышишь?!
Где-то недалеко слышался за шумом удаляющегося грузовика звук другой машины. Лиля схватилась за руку Виктора, но детина ленивым движением отстранил ее, усмехнулся и взялся за тело сам. Он крепко, не обращая внимания на кровь, схватил ворот рубашки и потянул тело за собой. Сразу же стрельнула одна пуговица, вторая... Детина опять криво ухмыльнулся, перехватил тело за руки и поволок в кусты. Лиля-Светка поглядела ему вслед, затем на небольшую темную лужицу на асфальте. Шум приближающегося автомобиля был уже близко. Она махнула рукой и ринулась за детиной. Едва они успели скрыться в кустах, как из-за поворота выскочил и просвистел мимо легковой автомобиль.
Стало тихо. Только слышался где-то недалеко дробный стук дятла, да посвистывание какой-то пичужки. И еще гудели низким басом провода недалекой высоковольтной линии.
В лесу, совсем недалеко от шоссе, метрах в пятидесяти, вспух и потянулся вверх и чуть вбок черноватый столб дыма. Минуту спустя в лесу послышался звук легкового автомобиля. На какое-то время звук стих. С лесной дороги на обочину выбежал детина, озабоченно покрутил головой в обе стороны, вслушиваясь и вглядываясь в сумерки, и тотчас нырнул обратно. "Жигуленок" неприметного темно-синего цвета вырулил на шоссе и помчался прочь от этого места.
Потянуло страшным, сладким и приторным запахом горелого человеческого мяса.
*****
