Ф. Гареев

                                               "Рэкетир Кузькин"

       По узким улочкам городского рынка, между напротив друг друга расставленных прилавков, слонялись редкие покупатели. Приценивались, торговались, что-то покупали... Но чаще, все-таки, так ничего и не купив, переходили к соседнему прилавку.
       Продавщицы откровенно скучали, даже позевывали; день это был будний, поэтому покупателей на рынке было много меньше против обычного. Да и те из них, кто пришел на рынок за покупками, напоминали скорее праздных гуляк, нежели настоящих покупателей, - агрессивно-настороженых, готовых к моментальному отпору в случае какой-либо непредвиденной ситуации.
       Вообще, непривычно сонная атмосфера царила в это утро на рынке. Скорее всего, не только отсутствие большого числа покупателей этому способствовало, но и погода. Стояла как раз та, благославенная пора, что в народе прозвана "бабьим летом". Низкое и нежаркое, уже осеннее солнце скорее только светило, нежели согревало землю. Прохладный еще после ночного заморозка воздух казался дымчатым, лучистым, он словно светился изнутри. Сонные голуби, вальяжно переваливаясь с боку на бок, прохаживались между рядами. Две розные стайки воробьев рассыпались возле торговок жареными семечками, но к активным действиям переходить не спешили. Невдалеке от воробьев сидела жеманная черно-белая кошка, но потенциальная добыча ее, кажется, совсем не интересовала.
       Словом, скучно было на рынке, и сонно в это утро.
       Откровенно скучали и два упитанных короткостриженных молодца в кожаных куртках; судя по всему, принадлежали они к тому самому, всем известному, но нигде официально не отмеченному сословию наших сограждан. Стояли они на центральной, самой широкой улочке рынка, своеобразном проспекте здешнем. Один, бровастый, облокотясь о столешницу высокого прилавка, лениво разговаривал с продавщицей, второй, носатый, прислушиваясь к разговору и время от времени посмеиваясь, глазел по сторонам. Внезапно он оживился и толкнул бровастого локтем.
       - Ты только глянь, Серега... Какие люди!
       Бровастый взглянул в указанном направлении, и расплылся в довольной улыбке.
       - Гы... Коллега!
       - Это мы с тобой удачно зашли, - в точности такой же улыбке расплылся носатый.
       - А что там, что? - заинтересовалась продавщица и высунулась из-за прилавка.
       - Коллега идет, не видишь, что ли? - ответил бровастый. - Браток... Гы!
       Но продавщица и сама уже увидела того, чьё появление на рынке привлек внимание ее собеседников. Она радостно ойкнула и без промедления полезла обратно в свою палатку. Но в ней продавщица не задержалась, - откинув задний полог, она выскользнула наружу, в узкий служебный проход позади двух торговых рядов.
       - Катька! Верка! - донесся ее голос из-за палатки. - Пошлите!
       - Чего еще? - спросил грубоватый женский голос.
       - Ахтунг! Ахтунг! - сообщила продавщица. - Рекетир Кузькин на горизонте!
       - Ну, сейчас начнется, - сказал бровастый, посмеиваясь.
       - Угу, - подтвердил носатый и, после некоторой паузы, спросил: - А вот интересно, Серега, что он сегодня отчебучит?
       - У меня думалка после вчерашнего еще не работает, - пожаловался бровастый, - что бы думать.
       - А все-таки?
       - Да кто ж его знает? - пожал плечами бровастый. - Это же прямо какой-то... Я даже и не знаю кто! Мне бы такую голову, - такие дела можно было бы крутить!
       Парни переглянулись и рассмеялись. В то же мгновение в свою палатку вернулась продавщица.
       - Я только Катьку с Веркой предупредить, - объяснила она причину своего отсутствия. - А они уже дальше передадут.
       После этого троица уставилась на того, кто привлек внимание носатого.
       По центральной улочке рынка, в самом начале ее, шел старик лет семидесяти, - сухонький, небольшого росточка, одетый в старую курточку неопределенного цвета. В поведении старика не было заметно чего-либо необычного, во всяком случае такого, что могло бы объяснить неожиданный интерес к его персоне, но троица тем не менее пристально следила за его продвижением. Да и не только она; появление старичка не осталось незамеченным и остальными аборигенами рынка. Тех из них, во всяком случае, кто мог увидеть старичка. Вообще, по рынку словно бы невидимое дуновение ветерка пронеслось. Еще минуту назад сонный, рынок оживился, задвигался. Слышался шум голосов, смех, топот многочисленных ног.
       Старик тем временем замедлил движение и стал внимательно поглядывать по сторонам. Вернее - по прилавкам. На том отрезке центральной улочки, где он шел, как раз проходила невидимая граница, за которой кончались прилавки с промышленными товарами, и начинались прилавки с товарами продовольственными.
       - Сейчас начнется, - прокомментировал бровастый действия старичка и блаженно заулыбался, потянулся всем телом, захрустел косточками. Видно было, что наблюдение за стариком доставляет ему немалое удовольствие. Как и его компаньонам.
       Старик меж тем, не дойдя каких-то десяти метров до троицы, остановился возле одного из прилавков, внимательнейшим образом осмотрел разложенную на нем бакалею, затем не менее тщательно оглядел продавщицу, но результатом осмотра, видимо, остался недоволен. Перейдя к следующему прилавку, он проделал то же самое, но того, что искал, судя по всему, не обнаружил и здесь.
       - Еще и выбирает, - шепнул бровастый остальным. - Во дает дед! Ну, и наглый же!
       - И не говори, Лешка, - взмахнула рукой продавщица. - Какой он, все-таки, настырный, этот Кузькин. Мало того, что бесплатно ему все достается, так еще и выбирает!
       - Вот интересно, - задумчиво спросил носатый, - что он сегодня придумает?
       - А чего гадать? - пожал плечами бровастый. - Сейчас узнаем...
       Тем временем обитатели рынка, оповещенные по невидимому рыночному телеграфу, подтягивались к месту предполагаемого действия. Были это, в основном, продавщицы. Радостно посмеиваясь, они стекались изо всех боковых улочек рынка на главную улицу. Только те их них, что торговали на главной улице рынка, остались на своих рабочих местах. Еще из глубины рынка, на орлинном своем наречии переговариваясь и громко хохоча, вылетели стайкой злых пчел несколько кавказских человеков, все как один в черных кожанных куртках, до сизости смуглые и черноволосые. Кроме этих, двумя унылыми группками по пять-шесть человек приплелись так же местные грузчики, - самая низшая каста в рыночной иерархии.
       Был это народец своеобразный, и большей частью никчемный. Эта никчемность, собственно говоря, и низвела многих до этого уровня. Но попадались среди них и весьма любопытные экземпляры. Из тех, что по-научному называются деклассированным элементом, а по-народному - бывший интеллигентный человек. Основной причиной падения этих последних, несомненно, был алкоголь. Вернее, неумеренное потребление его.
       Несколько продавщиц, впрочем, остались стоять за своими прилавками, с тем, что бы присмотреть не только за своим, но и соседским товаром. На лицах этих продавщиц была написана неописуемая досада. Одна их таких обделенных продавщиц крикнула вслед подруге:
       - Наташка! Может, поменяемся?
       - Фигушки! - ответила та. - Сегодня твоя очередь охранять!
       - Ладно... - проворчала первая. - Попросишь еще у меня...
       Старичок тем временем неспешно шествовал вдоль прилавков, точно давая зрителям время собраться. Останавливался, окидывал придирчивым взглядом прилавок, затем внимательно всматривался в лицо продавщицы, и, качнув головой, шел себе дальше, ничем, вроде бы, непримечательный. По мере продвижения старичка напряжение в рядах зрителей нарастало. С деланно равнодушными лицами они разобрались в группки по три-четыре человека, и перемещались вслед за стариком, неумело изображая из себя покупателей.
       Старичок остановился перед очередным прилавком, осмотрел его, затем приценился к продавщице. Результатом последнего осмотра он, очевидно, остался доволен, потому что дальше не двинулся, а наоборот, вытряхнул из кармана сетку-"авоську", каких давно уже не выпускают, но которая каким-то неведомым сохранилась у него, и стал неторопливо тыкать пальцем, указывая на тот лили иной продукт.
       - Макаронов два килограмма... Гречки тоже два... Кетчуп... Майонез... Чаю две пачки... Масла подсолнечного...
       Продавщица, кивая головой, принялась лениво складывать отобранные стариком продукты на край прилавка. Губы у нее при этом как-то странно подрагивали, - не поймешь, то ли она считала, то ли сдерживала невольную улыбку.
       - Тушенки, пожалуй, что и три банки... - продолжил старичок. - Кильку еще в томатном соусе...
       Спустя несколько минут на краю прилавка уже громоздилась изрядная куча продуктов. Старичок стал неторопливо складывать продукты в сетку, продавщица вынула из кармана фартука калькулятор и принялась подсчитывать общую сумму набранного стариком товара.
       - Двести тридцать два рубля, - объявила она результаты подсчета. Старичок недоуменно взглянул на продавщицу, хмыкнул, и продолжил складывать продукты в "авоську". Стоило только старику опустить голову, как продавщица улыбнулась неведомо чему, подмигнула зрителям, но тут же сделала серьезное лицо, и сказала:
       - Ты что, старый, не слышишь? Двести тридцать два рубля, говорю!
       - И что? - Старичок положил на место взятую было мясную консерву, воззрился на продавщицу.
       - Как что? Деньги, говорю, плати!
       - Какие еще деньги, красавица? Ты что, - окочумела?
       - Какие... Такие!
       Несколько мгновений старик молчал, с удивлением рассматривая продавщицу.
       - Ты что, - спросил он наконец, - новенькая, что ли?
       - Причем здесь, - новенькая? - удивилась продавщица. - Ты платить собираешься?
       - Ты что, - меня не знаешь? - спросил старик, оставив последний вопрос продавщицы без ответа. - Меня?!
       - Много вас тут ходит, всех не упомнишь, - бранчливо ответила продащица и повторила: - Ты, дедушка, платить собираешься, или нет, я не пойму.
       - Дедушка на печке лежит, косточки старые греет, - бодренько заявил старичок. - А я тебе не дедушка, а Кузькин Алексей Петрович, прошу любить и жаловать.
       - Кузькин... - ответила на это продавщица. - По мне, так хоть Клинтон. Главное, что бы деньги заплатил. А там хоть на край света катись. Ты платить собираешься или нет, я в последний раз спрашиваю?
       Аборигены наблюдали за происходящим, едва сдерживаясь. Продавщицы тихо хихикали, прикрывали губы ладошками. Кавказские человеки похахатывали, тыча пальцами в старика и продавщицу. Большинство из грузчиков, еще непохмеленных, наблюдали за происходящим угрюмо, тяжело. Но двое из них, судя по чрезмерно раскованным движениям, с утречка уже успевшие перехватить рюмочку-другую, перетаптывались, горели жаждой жизни... Ну, или жаждой действия, на худой конец.
       - Мужики, - сказал один из них, - такой, веселый, - я чего-то не пойму. Мы чего сюда пришли-то?
       Вопрос его остался без ответа.
       - Может, поможем? - спросил тогда веселый.
       - Кому? - меланхолично поинтересовался один из угрюмых его товарищей.
       - Как это кому? - недоуменно переспросил веселый. - Катьке, конечно. Ее же Катькой зовут, кажется. - Он кивнул головой на продавщицу. Угрюмый взглянул на него, затем посоветовал:
       - Смотри, как бы тебе не помогли. С рынка исчезнуть.
       - Чего это? - не понял веселый. - Ты это о чем?
       - Ты лучше стой, где стоишь. И не вякай лишнего.
       - Не вякай... А в чем проблема-то? Сунул в репу, если такой непонятливый, и всех делов. Да ему и щелбана хватит, если на то пошло.
       - Как бы тебе самому не сунули, - ворчливым тоном сказал угрюмый. - В репу.
       - Это кто это тут такой смелый?
       Угрюмый снисходительно оглядел веселого, затем покосился на носатого и бровастого, и с опаской кивнул головой в их сторону. На лице веселого появилось недоумение.
       - Нет, мужики, я что-то не пойму, - видя, что от угрюмого объяснения не дождешься, веселый обратился за помощью к остальным. Веселому решил помочь другой из грузчиков, такой... печальный, что ли. По всему, - из этих, бывших интеллигентных человеков.
       - Вы, Аркадий, - сказал он, - человек здесь новый. Поэтому мой вам совет, - вы лучше молчите, и на ус наматывайте. Вникайте, одним словом. Здесь свои законы. Жестокие, быть может, но... Но не нам их менять.
       - Да тише вы! - шикнул на них один из их товарищей.
       Веселый недоуменно оглядел всю честную компанию, пожал плечами, и продолжил наблюдение. Уже молча.
       Скандал у прилавка тем временем разгорался. Старик положил руку на мясную консерву, но стоило только ему проделать это, как хищной птицей сверху на на нее метнулась рука продавщицы.
       - Да ты... - вскрикнула она при этом, захлебываясь от возмущения. - Да ты что?!
       - Ты, красавица, как я погляжу, не уймешься? - спросил старик, аккуратно высвобождая свою руку.
       - Да что же это такое?! - вскрикнула продавщица. - Я сейчас милицию позову!
       - Ми-ли-цию... - презрительно, по складам, протянул дед. - Ну и что?
       - Ребята! Ребята! - крикнула продащица, обращаясь за помощью к бровастому и носатому. Но тех уже и след простыл. Еще за несколько секунд до выкрика продавщицы они успели нырнуть в боковую улочку и в это мгновение стояли там, корчась от смеха. Не обнаружив "защитников" на месте, продавщица воззвала к остальным.
       - Да что же вы стоите-то?! Вы что, - не видите?!
       Но народ - безмолвствовал. Вернее, из последних сил держался. Даже непохмеленные грузчики, и те оживились, предчувствуя близкую развязку. Только веселый, единственный из всех, кто, похоже, не знал всех обстоятельств дела, растерянно глядел на продавщицу и старика. Да еще печальный, наблюдая за всем этим, морщился, как от зубной боли.
       - А ну, дед, клади все обратно! - воскликнула продавщица, уяснив, наконец, что помощи ей ждать не от кого.
       - Эх, красавица! - укоризненно покачал головой старик. - Сама того не понимаешь, с кем связалась.
       - Ты попугай меня еще, попугай... И не таких я видала!
       - Счас харкну!
       В толпе заржали. Но пока еще не в полную силу, сдерживаясь.
       - Что?! - опешила продавщица.
       - Харну, говорю! - воскликнул старик и тут же, словно и не слыша гогота вокруг себя, спросил: - Харкнуть?
       - Он харкнет... Ну, харкни... И что?
       - А ты не понимаешь?
       - А чего такого-то? - пожала плечами продавщица. - Подумаешь... Он харкнет...
       - А вдруг я туберкулезный?!
       Вот этого, ключевого момента, все зрители, похоже, только и ждали. Ради него одного они, судя по всему, и держались из последних сил, наблюдая за происходящим у прилавка. Вокруг загоготали, захихикали, зареготали... Но старика произведенный его последним заявлением эффект ничуть не смутил. Скорее, даже наоборот, - он горделиво огляделся, приосанился, и добил продавщицу:
       - Да ты хоть знаешь, что потом будет? Я же потом один звоночек сделаю, куда надо, только один!.. Но проблемы у тебя будут большие. Тебе это нужно?
       Продавщица онемела. На лице ее отразился нелегкий мыслительный процесс. Действительно, перспектива, на которую указал старик, была не самой радостной. Толпа уже завелась, разошлась. А старик тем временем озвучил все мысли продавщицы:
       - Да тебя же потом проверками замучают! Ты что, красавица, совсем на голову больная?! В общем, - выбирай. Или я сейчас все забираю и ухожу. Или... - старик не договорил и сделал такое движение головой и грудью, словно бы набирая побольше слюны во рту, и воздуха в легких, что бы подальше плюнуть.
       Толпа, примолкшая было, пришла в неистовство. Надсаживались, хлопали себя руками по коленкам и бокам, сгибались в три погибели под тяжестью животного смеха... Продавщица дернула головой и сказала:
       - Забирай все... И вали отсюда! Козел старый...
       - Ты погруби еще у меня, погруби... - на последок проворчал старик, и стал складировать остаток продуктов в свою безразмерную "авоську". Закинув последнюю консерву в сетку, он подмигнул "красавице", повернулся, и неторопливым, как-бы прогулочным шагом двинулся к выходу с рынка.
       Толпа зрителей постепенно приходила в себя. Некоторые из продавщиц, посмеиваясь и на ходу обсуждая все перепитии недавнего зрелища, поспешили к своим рабочим местам, некоторые подошли к тому прилавку, возле которого происходило действие, и заговорили с продавщицей. Кавказские человеки, гудя, как шмели и возбужденно размахивая руками, пошли к центральному павильону. Один из них, впрочем, отделился от группы и, подойдя к грузчикам, повелительно-презрительным тоном спросил:
       - Ви работат сыгодня будыти илы нэт?
       Грузчики молча взглянули на него, и нестройной гурьбой, как идет стало под кнутом пастуха, послушно направились к центральному павильону рынка, у заднего входа в который стояло несколько автофургонов. Веселый зло глянул на кавказского человека, потом спросил у печального:
       - Все-равно ничего не понял.
       - А чего тут понимать? - хмуро спросил печальный. - Ты знаешь, как этого старика здешние прозвали?
       - Ну.
       - Рекетир Кузькин. Сказать, почему?
       Веселый кивнул головой.
       - Потому что он пользуется теми же самыми методами, что и... - тут печальный смолк, испуганно огляделся, и сказал: - Ну, сам знаешь кто.
       - Бандиты, что ли? - громко спросил веселый.
       - Тише, тише! - придавленно вскрикнул печальный. - Умоляю вас, тише!
       - Эх, ты... Интеллигент! - презрительно высказался на это веселый. - Да и все вы тут тоже... Интеллигенты!
       Печальный обиженно промолчал. Веселый оглядел печального, взгляд его смягчился.
       - Да ладно тебе обижаться, - сказал он примирительно. - И что дальше?
       - Дальше? А дальше ничего. Забавно просто. Хотя кому как, конечно.
       - Все-равно ничего не пойму, - подумав, сказал веселый. - А с какой радости ему все прощается?
       - Так ведь тут какое дело... Я наверняка не знаю, но думаю так, - задумчиво сказал печальный. - Убытку от старика немного. Зато всем этим - развлечение. - И он кивнул головой назад, поясняя этим движением, кого он имеет ввиду. - А вообще, это не мое дело.
       Грузчики как раз подошли к автофургонам и, после минутной неразберихи, стали разгружать какие-то коробки.


                                       ******

К оглавлению

На главную
Hosted by uCoz