Фарит Гареев
"Вредный мужик Ивашкин"
Есть такая особенная категория людей, которых никто не любит. Даже благоверную и детей родных возьми, - и те особой любви к ним не питают, не то что остальные. Причем - неизвестно за что. Нет, поинтересуйся ты у окружающих, и они, конечно же, найдут массу объяснений и поводов, но все это будет не то, не то... Слова одни, которые мало что объяснят.
С момента своего рождения вызывают такие люди неосознанное, но явное чувство отторжения у всех окружающих, без исключения. Уж на что, казалось бы, мать родная, - и та с большой неохотой грудь дитю своему дает. Это - мать. А что же тогда об остальных человеках говорить? У-у, эти даже и не скрывают своей нелюбви, не то что.
Но и они, объекты нелюбви людской, окружающим тою же монетой платят. Мстят за нелюбовь, не упуская ни единого шанса для этого. Вот взять, к примеру, вредного мужика Ивашкина, на всю округу своей сволочной натурой славного. Для него же, козла старого, день без скандала - почитай что зря прожит! Ведь он, паразит эдакий, если не досадит чем-либо ближнему своему, - ночью бессонницей маяться будет.
Сейчас, в новейшие российские времена, конечно, совсем не то. Не тот коленкор, понимаешь! На благословенные советские времена приходится расцвет деятельности вредного мужика Ивашкина. Вот уж когда он развернулся на полную катушку, вот когда показал себя во всей красе! Но и в новейшие времена российской истории вредный мужик Ивашкин не унывает. Разве что пакостит он теперь по мелкому, а не так крупно, с размахом, как это было еще каких-то пятнадцать-двадцать лет тому назад. Но ведь и то, - разве развернешься нынче по настоящему?! Нет, куда там, прошли они безвозвратно, те светлые денечки советской действительности... К тому же - возраст. Его со счетов сбрасывать тоже не стоит. Постарел, постарел вредный мужик Ивашкин, нету уже былой силушки, нету! Вы только взгляните на него, - он же совсем старик! А с другой-то стороны, - и не старик он еще вовсе! Не в самом расцвете лет мужчина, конечно, но недалеко еще ушел, по крайней мере, внешне. Не многие так хорошо выглядят, выйдя на пенсию. Нет, нет, дуб еще крепок, не сломаешь!
Вспоминая те славные денечки застойного периода советской истории, Ивашкин, как правило, тоскует и досадует. Ведь то ли дело было тогда, эх! С трудами классиков марксизма-ленинизма хотя бы поверхностно знаком, с последними решениями партии и правительства вась-вась, - и сам черт тебе не брат! Любому начальнику пасть заткнуть было можно, и в душу плюнуть. Посмотришь, бывало, в глаза ему с грозным прищуром, да присовокупишь негромко: "Тебе что, советская власть не по душе? Наша, трудящихся, власть?!" И все, шарахнется он от тебя, как черт от ладана! А если не шарахнется, в дискуссию пустится, то ты его цитаткой заранее приготовленной, как дрыном по голове! Тут уж любой плюнет, да за благо сочтет ретироваться несолоно хлебавши... Помнят, помнят вредного мужика Ивашкина, сутягу, каких свет еще не видывал, во властных коридорах не только районного, но и областного значения. Помнят и до сих пор недобрым словом клянут. Многим он кровушки попортил, и ее же, порченную, попил.
А уж как он своего брата работягу жучил, - до сих пор, как вспомнит, на душе его пакостной теплеет. Расправляется она, душа-то его черная, как меха гармони; только тронь, - заиграет, зальется! С начальством-то Ивашкин осторожничал, берегся, - оно еще неизвестно, как карта ляжет. А с работягой чего церемонится? Побоев Ивашкин не боялся, потому как и сам подраться был не дурак. Да и опасались его трогать, памятуя о пословице, - оно ж вонять будет! Разве что втихую мстили, что бы без следов. В автоколонне, где Ивашкин работал в зрелые годы, до сих пор животным, мстительным смехом исходят, когда вспоминают, как Ивашкин, в одно прекрасное утро придя на работу, обнаружил на водительском сиденье своего грузовика изрядную кучу... ну, вы понимаете. Да-да, того-самого.
Ох, и матерился же тогда Ивашкин, ох, и матерился! А вся база, глядючи на него, со смеху угорала. Включая даже начальника автоколонны. И ведь хоть бы в одном человеке жалость или сочувствие к Ивашкину проснулись, - куда там! Особенно начальник автоколонны торжествовал. Это мало кому ведомо, а только он, запершись в своем кабинете, битых полчаса лезгинку вкруг стола нарезал. Настолько его достал Ивашкин. Он ведь в те времена только опасался, а всерьез, по-настоящему, никого не боялся. Чуть что не по нему, начетчику, и цитатка из Маркса или Ленина наготове. Вот и попробуй ты с таким сладить. Это при демократах Ивашкин поутих. Начальство, оно, теперь слов не боится. Потому как нету теперь прежней силы в словах, вся она в цифры перешла. Чем больше нулей после первой цифры, - тем больше сила. И эту силу даже закон и государство не сломит, не то что какой-то там Ивашкин.
Но Ивашкин и нынче не унывает. Не по-крупному, так по мелочи вредничает. Да он, если хотите знать, затем только в сторожа подался, что эта маленькая и бесполезная на первый взгляд должность предполагает хоть и небольшую, но власть. А значит, и немалые перспективы. В смысле - повредничать да напакостить любому, кто под руку подвернется.
Целыми днями, когда он на дежурстве, Ивашкин сидит на проходной, чаек бесконечный дует из бездонного стакана. Со стороны посмотреть, - безвредный, и ничем неприметный старик. То есть, не старик, а пожилой мужчина. Он, несмотря на то, что уже много за шестьдесят ему, очень даже неплохо сохранился. Вся наружность Ивашкина, - сама безмятежность. Вот так сразу и не распознаешь, что вся безмятежность эта, - одна только видимость, что на самом деле сидит он, зорко высматривая очередную жертву. Ему ведь и самой малой зацепки порой хватает, что бы в человека вцепиться наподобие бультеръера. Аналогия с этой вредной псиной аглицкого происхождения потому еще правомерна, что уж если Ивашкин в кого вцепится, то ни за какие коврижки не выпустит... Да вы только посмотрите на него, козла старого, посмотрите, чем он в данный момент занят! Ох, герой! Ох, мать твою... Да и Камалеев, прораб, из молодых, тоже хорош. Нашел с кем связываться. Как будто не знает, кто таков есть Ивашкин Петр Сергеевич. Уж лучше бы домой вернулся за пропуском...
Стоят, друг другу чуть ли не в горло вцепились, пыхтят, толкаются... Эх! А чего сцепились-то, вы спросите? Объясняю. Камалеев дома пропуск на базу забыл, ну, а Ивашкин, рад стараться, - не пущает его на территорию базы. Оно, конечно, с формальной точки зрения Ивашкин прав, - если ввели пропускную систему на проходной, по причине тотального воровства, то уж будьте все добры соблюдать установленные правила. Но с другой-то стороны, - все мы люди-человеки, с каждым может подобное произойти. Тем более, что Ивашкину личность Камалеева хорошо известна, мог бы и простить на первый-то раз. Но нет, не на того напали: разве Ивашкин свое упустит? Да ни в жисть! Да он, Ивашкин, быть может, для того только на этой Земле живет-существует, что бы злобу свою душевную, безмерно матушкой-природой отпущенную, было на кого излить.
Сошлись в клинче, стоят, пыхтят, угрозы бессмысленные бормочут... Камалеев, вон уже и кулак занес... И как только не стыдно? - хоть он и подлец человечишко, Ивашкин-то, но все-таки старик. Тут, на счастье Камалеева в дверном проеме возник Аркавий, замначальника базы. Что-то очень быстро Аркавий оценил обстановку, вклинился между супротивниками, развел по углам ринга.
- Козел ты старый... - начинает Камалеев. - Да как только таких козлов Земля терпит!
- Тэ-эк-с... - ажно светлеет Ивашкин. - Плюс оскорбление словом.
- Чего?!
- Плюс к оскорблению действием и нежеланию предъявить пропуск. - За годы сутяжничества Ивашкин поднаторел в различного рода бюрократических формулировках; палец ему в рот не клади - по самый локоть отхватит.
- Ах, ты ж... Ах... - от возмущения Камалеев даже слова подходящего подобрать не может. - Ах ты ж сука!!!
- Это тебе тоже зачтется! - ловко парирует Ивашкин. В отличии от Камалеева он - само хладнокровие. Конечно, - ему-то к скандалам не привыкать. Вся жизнь его, если разобраться, один скандал и есть. Камалеев бросается на Ивашкина, но Аркавий успевает перехватить подчиненного, останавливает.
- Ну, смотри у меня! - кричит Камалеев. - Я тебе еще покажу!
- А это уже называется угрозы, - ухмыляется Ивашкин. - Я ведь и до милиции могу дойти.
- Да ты же...
- Все, Альберт, пошли, - Аркавий, приобняв Камалеева за плечи, сильно, чтобы он не вырвался, ведет его через проходную. - Успокойся, потом разберемся.
- Под вашу ответственность, - находится Ивашкин. По всему видно, что такой поворот дела его явно не устраивает. Но и с Аркавием ему связываться не хочется... Ах, где же ты, славное советское времечко, где?! Да этот Аркавий лет двадцать назад на коленях бы перед ним ползал...
- Хорошо, хорошо, - миролюбиво говорит Аркавий, но по тону его заметно, что и он едва сдерживается.
Некоторое время Ивашкин смотрит им вслед, затем заходит за свою стоечку, достает чистый лист бумаги одиннадцатого формата из нарочно заготовленной для этого стопочки, и, высунув кончик языка от усердия, принимается строчить-сочинять докладную на имя своего непосредственного начальника, в народе больше известного как "черный полковник". Этих докладных за время своей сторожицкой деятельности Ивашкин написал - ого-го! У "черного полковника" даже папочка особенная для них заведена. И не одна. И все толстенные такие.
А эту докладную Ивашкин будет писать целый день. Напишет, отложит в сторону, потом возьмет, перечитает, качнет головой, и примется переписывать... Весь день, почитай, будет жить он этой утренней ссорой, весь день до самого вечера будет проигрывать ее в своей несчастной голове, прямо-таки млея от воспоминаний... Если, конечно, ничего экстраординарного больше не случится. Ну, а завтра... Завтра - снова в бой. Правда, завтра у Ивашкина законный выходной, но вы уж будьте уверены, - он и дома найдет кому настроение испортить.
******
