Фарит Гареев

                                                               "Вулкан"



       Всю дорогу хозяин Вулкана, Борис, говорил и говорил, почти безостановочно, а Вулкан слушал его, и даже нередко кивал головой, словно бы соглашаясь беспрекословно со всеми словами хозяина. Правда, все эти беспрестанные кивки головой объяснялись вовсе не тем, что Вулкан понимал, о чем говорит Борис, а тем, что дорога, по которой они ехали, попалась не самая лучшая, с частыми выбоинами. Вулкан сидел рядом с хозяином, на переднем пассажирском сиденье "Жигуленка", куда Борис сажал его всегда, если брал с собою в дорогу, и всякая выбоина, даже самая малая, поневоле заставляла Вулкана кивать головой. Но со стороны казалось, что хозяин и пес беседуют, и пес прекрасно понимает человека, но поскольку говорить не может, то и кивает головой, выражая тем самым свое согласие с ним.
       - Там ты теперь и будешь жить, дружище. И не только жить, но и служить, - говорил Борис. Было Борису под пятьдесят, и был он из бывших милиционеров. Два года назад он вышел в отставку, и все эти два года сидел дома, без работы. Сидеть бы ему без работы и дальше, если бы бывший его начальник, с недавнего времени тоже пенсионер, не получил должность начальника службы безопасности большого предприятия, и не позвал Бориса к себе в отдел. Борис с радостью согласился. Милицейской пенсии, о которой в советские времена обыватели говорили с завистью, теперь хватало только на самую плохонькую жизнь. Вернее - выживание.
       Всего этого Вулкан не знал. Но главное, чего он не знал, - так это того, что домой к Борису он уже не вернется никогда, что остаток жизни ему придется провести, охраняя один из цехов предприятия, потому что Борис уже нашел ему замену, - трехмесячного щенка, кавказскую овчарку, а его, Вулкана, решил увезти подальше от дома, благо, подвернулся хороший повод для этого. И гора с плеч, но и совесть, вроде бы, чиста... Всего этого Вулкан не знал, но чувствовал, что прежняя его спокойная жизнь закончена, и что начинается новая жизнь... В которой ничего нового, правда, не будет.
       - Да и я, - наговаривал тем временем Борис, - время от времени буду жить там. Так сказать. То есть, буду приезжать через каждые два дня... Будем вместе дежурить, охранять, как раньше. Эх, помнишь, Вулкан, как раньше бывало?! Вот, вот, видишь... - Вулкан как раз начал перебирать передними лапами, устраиваясь поудобнее, что Борис, видимо, воспринял, как немое одобрение своих слов). - А потом я буду уезжать домой, ну, а ты, дружище, будешь оставаться... Словом, служба, Вулкан. Не тебе объяснять.
       Поговорить Борис любил, пожалуй, что даже и чрезмерно. Он и от природы был говорлив, а двадцать пять лет, проведенных на службе во вневедомственной охране, мало в чем и чем отличной от работы ночного сторожа, эту склонность только усилили. Действительно, - вооруженный огнестрельным оружием служивый человек в милицейской форме чаще всего сидит на охраняемом им объекте, предоставленный самому себе. Заняться ему, по большому счету, нечем. Особенно ночью. Если же есть у тебя напарник, то отчего же не поговорить с ним, скрасив тем самым трудное ночное время?
       - А что? - продолжил Борис. - Мне помощником будешь... И остальным тоже. Кроме меня там еще ребята работают... Службу-то ты, Вулкан, наверное, еще не забыл? Нет, конечно, не забыл... Разве ее забудешь? А ребята там хорошие работают. Я думаю, они против не будут. Все-таки спокойнее, когда рядом такой пес, как ты. Да тебя только увидеть, и любой сто раз призадумается, - а стоит ли на дурное дело идти? Эх, совсем испаскудился народишко, если бы ты знал, Вулкан! Ребята вон рассказывают, -  это ужас что на улицах творится... Хотя, что бы это знать, и в милиции работать не надо. И так все видно...
       Вулкан кивнул головой; как раз попалась под колеса очередная выбоина.
       - Вот видишь, - обрадованно сказал Борис, заметив, что пес кивнул головой. Совесть, как он ни старался заглушить ее голос, все-таки давала знать о себе, зараза неподкупная... Ну, ничем ей не угодить, хоть ты расшибись! - Ничего, старина, где наша не пропадала?! Да мы, брат, с тобой еще и не такое видывали... Да и что делать? Думаешь, мне самому охота опять не спать ночами, ходить, охранять? Нет, конечно. Но куда же деваться? Кушать, знаешь, хочется. И не только мне... Мне ведь еще дочку надо поднимать. Думаешь, брат, о том я мечтал, когда в милицию работать пошел? Да нет, конечно же... Думал - вот отработаю до пенсии, и заживу нормальной человеческой жизнью. Я же не старый еще человек буду. Сорок пять, - это разве возраст для мужика? А оно, видишь, как все повернулось... Страну нарезали на кусочки, как колбасу, капитализм теперь, говорят, будем строить... Самый потому что, говорят, есть прогрессивный строй. Ну, и строили бы себе, только без нашего участия. Мы бы им участочек выделили, вот пусть бы там и строили... Россия, она, брат, знаешь какая большая? О-о... Россия, она, брат... Она... Она - Россия, словом! Всех приютит. Даже таких чертей, как эти...
       Вулкан слушал Бориса, время от времени наводил на него свои прозрачные, со льдинками серые глаза, снова отводил взгляд и смотрел вдаль, точно высматривая там, за горизонтом что-то неведомое, известное только ему одному... Он был милицейский пес, Вулкан, лет пять уже как списанный со службы после ранения. Немецкий овчар, еще в юности своей он прошел все положенные университеты служебной собаки. Его научили понимать и выполнять все необходимые команды, прыгать и нападать на человека, защищая другого человека, не боятся ни огнестрельного, ни холодного оружия, беспрекословно слушать все команды проводника... Словом, обучили всему, что ожидало его в будущем.
       Оно, это будущее, вскоре стало настоящим, неуловимым, потому что тут же, мгновенно, не успеешь оглянуться, превращалось в прошлое. И взгляни на это прошлое, - было оно у Вулкана безрадостным, трудным и жестоким. Многое, очень многое повидал Вулкан в своей жизни, и практически все, что он видел, было страшным, особенно в первый ее период, когда служил он в конвойных войсках на зоне, где узнал такое, что даже человеку, самому жестокому, если разобраться, существу на свете, лучше бы и не знать.
       Единственного только не знал Вулкан в своей жизни, - это настоящего хозяина. Потому что не было у него никогда настоящего, единственного хозяина. Нечасто, но переходил он из рук в руки, когда прежнего его хозяина переводили по службе в другое место, а его, Вулкана, передавали хозяину новому. С которым, много ли, мало ли, времени спустя, происходило то же самое... Последним таким хозяином Вулкана был Борис. Он и забрал к себе Вулкана, когда того выбраковали после ранения.

                                       *        *        *

       Новое место жительства Вулкану не понравилось с первого взгляда. Вернее, - с первого вдоха. Вместе с которым ударил ему в нос отвратительный запах, похожий на запах бензина, но только во сто крат хуже. Господи, как же отвратительно пахло на новом месте! Буквально, не было здесь ни одного природного запаха, а только этот резкий и отвратительный запах, - запах сырой нефти и химических реагентов. Даже чахлая пыльная травка, и несколько деревьев на территории цеха, и те, казалось, навсегда пропитались этим приторным сладковатым запахом.
       - Вот, - сказал Борис, показывая рукой. - Вот это дело мы с тобой, Вулкан, и будем охранять. Пойдем.
       Вулкан преданно взглянул на Бориса, помотал хвостом, и двинулся вслед за ним. Вулкан прекрасно понимал все команды, которым его обучили в юности, но остальных слов человеческого языка он не знал. Но зато Вулкан прекрасно разбирался в человеческой интонации. Если что-то приказывали ему, но не теми короткими отрывистыми словами, которых понимать он был обучен в юности, Вулкан всегда ориентировался по интонации, с какой были произнесены эти слова.
       Много больших и малых зданий стояло на огороженной высоким бетонным забором территории цеха, под высокими навесами на длинных стеллажах и просто на земле лежали трубы, а кроме того, было здесь много больших машин с длинными прицепами, на которых лежали все те же трубы. Что-то громко шипело, гремели, сталкиваясь, трубы, - как раз шла разгрузка их с одного из трубовозов.
       По территории сновали люди, большей частью одетые в замазученную, грязную робу темно-синего цвета. Много людей. Эти люди не понравились Вулкану с первого же взгляда. И потому, что пахло от всех от них все тем же резким неприятным запахом, но больше, все-таки, потому, что в схожую одежду были одеты те, кого Вулкана научили ненавидеть еще в юности. Вулкан насторожился, посмотрел на Бориса, но тот его взгляда не заметил.
       Вместе с Вулканом Борис подошел к большой будке, стоящей на высоком постаменте из бетонных блоков, неподалеку от ворот.
       - Ого! - сказал, выйдя из будки, здоровенный мужчина в камуфляже. - А этот откуда взялся?
       - Познакомься, Вулкан. - Борис указал на мужчину. - Это Сашка. Вот с ним, Вулкан, ты будешь охранять цех.
       После этого Борис говорил долго, внушая Вулкану, что к Сашке надо относиться точно так же, как он, Вулкан, относится к нему, Борису. Впрочем, Вулкан и без слов Бориса знал, что этот громадный человек отныне будет еще одним его хозяином. И дело было даже не в том, что этот здоровенный мужчина был одет в камуфляжную одежду, привычную и милую сердцу Вулкана. Это было не только своим собственным опытом, но и опытом всех предков, таких же служебных собак, выработанное чутье, - среди десятков, а то и сотен человеков сразу же и безошибочно выделять главного из них. Хозяина, пусть даже и временного.
       Сашка подошел к Вулкану, поглядывая на него с некоторой с опаской.
       - Не кусается? - спросил он у Бориса.
       - Да ты что?! У него, знаешь, какая школа? О-о, брат... Он только того, кого надо, кусать обучен. А ты, вроде бы, не из таких. Словом, Сашка, быстро сойдетесь. Пес умнейший. Только что разговаривать не умеет. А жаль... - вздохнул Борис. - Лучше бы некоторые из людей дар речи утратили.
       Сашка хмыкнул и, после секундной паузы, осторожно накрыл большой своей и тяжелой ладонью голову Вулкана. Уж насколько большая была голова у Вулкана, а всю почти ее Сашка накрыл своею ладонью, как носовым платком. И даже чуть пригнулась голова Вулкана под тяжестью той ладони. Но тяжесть эта была приятна ему. Пусть Сашка был только одним из хозяев, причем, не главным, но тем не менее.
       - Ну, давай, рассказывай, как у нас тут дела обстоят, - сказал Борис. Сашка убрал ладонь с головы Вулкана, и заговорил. Вулкан же лег на землю. Лежал долго, постукивая хвостом и безотрывно глядя на Бориса. Ему не терпелось пойти обследовать новое место, но разрешения на это он еще не получил. Борис и Сашка говорили о своих делах, и внимания на Вулкана не обращали.
       - Ну, все, Вулкан, можно, - разрешил Борис.
       Вулкан взглянул на Бориса, поднялся и медленно, как бы нехотя, отправился обследовать новое место.
       - Ты видал? - спросил Борис.
       - Да уж...
       Люди сторонились Вулкана. Едва только завидев его, они приостанавливались, и дальше шли уже медленнее, настороженно кося глазами на него. Одна женщина даже взвизгнула, и, под хохот и улюлюкание двух своих спутников, быстро забежала за стеллаж с трубами. Вулкан, впрочем, внимания на это не обратил; с подобной реакции людей к самому себе он давно уже свыкся.
       Завернув за угол ближнего здания, Вулкан припустил трусцой. Кроме него здесь были еще собаки. Сперва Вулкан нашел многочисленные метки, а потом наткнулся на всю свору.
       Первая собака из своры, - худосочный рахитик песочного цвета, - выскочила из-за угла большого здания, за ней - остальные. Заметив Вулкана, вся свора остановилась. Вперед вышел небольшой черный пес, зарычал.

                                       *        *        *

       С ними, с местными кабыздохами Вулкан разобрался быстро. Что, в общем-то, и немудрено. Ну, какие они были против Вулкана противники, эти рахитичные выродки, мелкие, тонконогие, худые настолько, что даже шерсть этого скрыть не могла? Хоть и стар уже был Вулкан, хоть и не было в его теле прежней, взрывной силы и ловкости, а все-таки был он много сильнее и каждого из кабыздохов в отдельности, и всей своры сразу.
       Как и во всякой стае, в своре кабыздохов был свой вожак, - тот самый черный невысокий пес, с непомерно большой головой, с широкой грудной клеткой и толстыми сильными лапами. Был вожак беспородным, но по некоторым отличительным признакам чувствовалось, что где-то в его генеалогической линии присутствует породистый пес, да еще не простой, а бойцовый. С этим вожаком и сцепился Вулкан в первую очередь.
       Надо признать, что победа в этой схватке далась Вулкану нелегко. Не смотря на свои небольшие размеры и сомнительную породность, вожак своры оказался бойцом хоть куда, ловким, хитрым и подлым. Да и возраст Вулкана все-таки сказался. По человеческим меркам был он уже глубокий старик.
       Но после короткого боя, жестокого, без правил, когда Вулкан почувствовал, что уже выдохся, что вот-вот, и силы полностью оставят его, ему удалось-таки схватить вожака за загривок, сильным натренированным движением всего тела подбросить его в воздух, и, уже на земле, схватить за горло, стиснуть привычным хватом. Несколько секунд Вулкан держал вожака за горло без движения, затем чуть разжал хватку, и тряхнул, как бы показывая этим, что или сдавайся, или... Вожак заскулил, и замер, распластанный на земле. Вулкан отпустил его, и, тяжело дыша, пошел к будке.
       Борис, оказывается, наблюдал за схваткой.
       - Эх, жизнь... - прокомментировал он увиденное. - Или ты, или тебя... Третьего не дано. А потом они говорят, - я люблю тебя, жизнь... За что?!
       Но на этом дело не кончилось. Кабыздохи попробовали насесть на Вулкана вместе, причем вожак на этот раз держался поозадь, на манер заградотряда, подгонял свору в бой. Стоило только очередному кабыздоху вылететь из схватки, как вожак и рыком, и толчками более сильного и крупного тела загонял неудачливого бойца в свалку. Тот влетал обратно, и спустя какое-то время вылетал снова. Тоже самое происходило и с остальными его собратьями.
       Но и этот бой был выигран, на этот раз - за полным преимуществом. Не выдержав, кабыздохи ринулись прочь от Вулкана, смели всею своей массой вожака, унеслись прочь. Вожак, наградив Вулкана недобрым взглядом, потрусил за ними вслед... После этого кабыздохи появлялись на территории цеха редко, и делали это спешно, вперед внимательно оглядевшись, нет ли где поблизости Вулкана, и лишь после этого, по-шакальи пригибая заднюю часть тела, проносились они по опасному участку, и исчезали где-то за бетонным забором.
       Так Вулкан стал главным хозяином территории. Единственное, что досаждало ему отныне, - это метки, которыми подлый вожак своры метил его владения, хоть таким образом пытаясь отомстить за поражение в честной схватке. Но Вулкан на это внимания особо не обращал. Будь он моложе, подобная наглость, конечно же, дорого бы обошлась вожаку своры, но ни прежней силы, ни, главное, желания доказывать в бесконечных схватках свое первенство у Вулкана уже не было.

                                       *        *        *

       На полное обследование нового места, со всеми его закоулками и потайными местечками, куда, судя по запаху, давно уже не ступала нога человека, у Вулкана ушло еще несколько дней, а после пошла жизнь совсем серая, скучная, будничная. Единственное, что хоть отчасти разнообразило ее, так это то, что каждый день приезжал новый охранник, - или Борис, или Сашка, или невысокий скуластый светловолосый паренек, имени которого Вулкан так и не узнал, поскольку последний, в отличии от Бориса и Сашки, был человеком неразговорчивым и даже нелюдимым. Большую часть времени он проводил за чтением книг, и рабочие, видать, хорошо знавшие эту особенность его поведения, к нему не заходили, тогда как в дежурства его сменщиков они только что не ночевали в сторожицкой будке. Ну, а если кто из рабочих и забредал случайно в будку, то всем видом своим паренек показывал, что общество этого человека ему неприятно, и даже если непрошеный гость оказывался из говорливых, то, после нескольких минут скорее монолога, чем диалога, он удалялся восвояси, а паренек снова брался за неизменную книгу.
       Не то было с Борисом, или Сашкой. Вообще, с Борисом Вулкану никогда не было скучно. Особенно потому, что Борис, за неимением собеседника, всегда любил поговорить с Вулканом, неизменно находя в нем благодарного слушателя. Так было и на прежней работе, когда Борис служил в милиции (Борис всегда брал с собою Вулкана на работу), и потом, когда он вышел на пенсию, уже дома. Так было и теперь. Правда, собеседников на новом месте работы у Бориса было много больше, чем прежде, и потому эти длительные беседы обо всем и ни о чем стали более редкими. Как правило, теперь Борис разговаривал с Вулканом только в ночное время, когда рабочие уезжали домой, но все-таки это было куда лучше, чем постоянное невнимание паренька к Вулкану, обидное.
       Да и с Сашкой Вулкану скучать не приходилось. Правда, Сашка был большой лентяй. Судя по всему, ему даже свое большое грузное тело носить было лень, и потому большую часть времени он проводил, лежа на досадном сторожицком топчане, - шатком колченогом сооружении, застеленном всякой дрянью. Но иногда на Сашку нападали приступы безосновательной деятельности (видимо, даже и лежать ему становилось лень), и тогда он принимался возиться с Вулканом, или же безостановочно шлялся по территории цеха, придав лицу значительно-подозрительное выражение, а иной раз, с неизвестно какой целью прихватив металлический штырь, прятался в каком-либо укромном местечке, причем так, что несмотря на солидные габариты, заметить его было очень трудно. В ожидании неизвестно кого, Сашка сидел там долго, очень долго, и, время от времени делая страшные глаза Вулкану, подносил палец ко рту...
       Вот так и выходило, что дежурства вкупе с пареньком были для Вулкана самые скучные. Только обходы территории цеха вместе с пареньком вносили хоть какое-то разнообразие в медленное и тоскливое течение времени в такие дни. Правда, территорию паренек обходил много чаще, чем его сменщики, но от этого легче Вулкану не становилось; все одно, погруженный в свой собственный внутренний мир, паренек молчал, не то что словечком, но даже и взглядом - хотя бы взглядом! - Вулкана не удостаивая. Более того, даже когда паренек, отстранено улыбаясь, взглядывал все-таки на своего четвероногого напарника, то Вулкану казалось, что смотрит он не на него, а куда-то внутрь самого себя.
       Но нет худа без добра. В такие дни, дни, когда дежурил паренек, Вулкан почти все время лежал или рядом с будкой, или же в самой будке, и вспоминал свою жизнь. Вспоминалось Вулкану почему-то большей частью все самое раннее, когда мир, в который он попал из небытия, был еще новым и казался ему гораздо ярче и разнообразнее, чем он оказался на самом деле. Особенно любимыми были воспоминания о детстве, о матери, нежной к ним, своим щенкам, и злобной ко всем остальным, что людям, что собакам из соседних вольеров, о братьях своих и сестрах, таких же как и он, неуклюжих и лопоухих кутятах с нежной, почти что пух, невесомой шёрсткой, в потешных схватках и возне с которыми Вулкан проводил все первые дни в этом мире.
       Это был самый счастливый период в жизни Вулкана, беззаботный, безмятежный, легкий. Мир тогда был ограничен проволочным ограждением вольера, и пусть сквозь мелкие ячейки его было видно и голубое небо, и все остальное, - Вулкана это ничуточки не касалось. Была мать, были братья и сестры, а людей, которых Вулкану предстояло узнать, и узнать слишком хорошо, но с не лучшей стороны, еще не было. Нет, они, конечно же, были, вон их сколько ходило за проволочным ограждением вольера, этих странных двуногих существ, но поскольку мать Вулкан, в вольер допускала только одного человека, да и то поварчивая, то остальных людей точно и не существовало вовсе.
       Весь этот мирок, пусть тесный, но зато милый, уютный, жить и бы и жить в нем, никуда не выходя, исчез в одночасье. В один прекрасный день Вулкана забрали из вольера, долго везли куда-то, и больше ни свою мать, ни братьев и сестер он никогда не видел. Но всегда в последующем Вулкан с особым вниманием всматривался в собак своей породы, с такою же черной спиной, как у него, и таким же пронзительным взглядом серых со льдинками глаз, надеясь найти среди них если не мать, то хотя бы одного или одну из своих братьев и сестер, встреча даже с одним из которых, мнилось Вулкану, могла бы вернуть ему тот счастливый и безмятежный мир детства. Но никого из них, родных и единственных, Вулкану встретить больше не довелось, хотя и казалось ему иногда, что вон тот пес или сучка его брат или сестра... Но это только казалось. Всю жизнь.
       А она, эта жизнь, чем дальше, тем больше сжималась и становилась менее разнообразной, чем казалась Вулкану в первое время пребывания в большом мире. Ах, каким же огромным и чудесным казался этот большой мир после тесного мирка детства, сколько нового и неизведанного он таил в себе, сколько волшебных порой открытий приносил он не то что каждый день, но и каждый час! И как же интересен был процесс обучения, когда человек приказывал, а ты, подчиняясь его голосу, летел вслед за брошенной палкой, и найдя ее, несся стремглав обратно, зная, что ждет тебя награда, или же гнался за неуклюжим человеком в странном, до пят, толстенном балахоне, и, догнав, валил его на землю... Весь мир тогда был игрой, одной большой игрой, только успевай постигать все несложные законы ее.
       Но и этот мир, мир игры, вскоре исчез из его жизни. Последнее испытание Вулкан, пес умный и сообразительный, прошел успешно, и его снова увезли...

                                       *        *        *

       Чаще всего охранников днем не было. Иногда, правда, они сменяли друг друга утром, но чаще, все-таки, отдежуривший охранник уезжал утром, а следующий приезжал только вечером, и, следовательно, на целый день цех оставался без охраны, а Вулкан - в одиночестве. Чем было вызвано это обстоятельство, Вулкан не знал, но вот что интересно: даже и когда охранники отсутствовали, Вулкан, приученный людьми к честному несению службы, старательно обходил территорию цеха, строго придерживаясь того маршрута, которым ходили его хозяева. И, хотя маршруты каждого из охранников имели свои небольшие отличия, но в общем и целом они были сходными, и потому Вулкан передвигался по территории цеха, особо не задумываясь над тем, в какую сторону ему повернуть в следующую минуту.
       В первое время его поведение вызывало удивление рабочих.
       - Ты гляди, - недоумевали они, - охраняет...
       - А хозяин-то у него кто? Бывший мент... И собака, значит, ментовская.
       - Привычка, видать...
       - Ага, у них, у ментов, у всех такая привычка, - людей сажать, как огурцы по грядкам. Загадку знаешь, - без дома, без дверей, полна горница людей?
       - Собака-то здесь причем?!
       - А при том. Посидел бы с мое, узнал бы тогда.
       - А тебя никто воровать не заставлял.
       - Поговори еще... Баклан. Попался бы ты мне на зоне...
       - Ой, блин, испугал...
       - Один хрен, я этого пса уделаю.
       - Псих... Собака-то тебе чем мешает?!
       - А тебя хоть раз, такая кусала?!
       - Кусала, кусала... Собаки, они, и на воле кусаются. На то они и собаки.
       - Ненавижу... Я не я буду, если его не закопаю!
       - Псих... Псих и есть.
       Вулкан шел по территории цеха медленно, тщательно обнюхивая все вокруг себя, мимо стеллажей с трубами, мимо металлических будок на санях или колесах, мимо нефтяного оборудования, разложенного на бетонных постаментах. Случалось, Вулкан заходил в здание цеха, и, когда-то обученный подобным вещам, ловко взбирался по узкой и крутой металлической лестнице на второй этаж... Обходил, словом. Нес службу.
       Но нет! - в одиночку Вулкан скорее бродил бесцельно по территории, а не обходил ее, как это было положено. Они, эти обходы в одиночку, без охранника, никакого удовольствия Вулкану не доставляли, - ведь рядом с ним не было человека, а без него исчезал всякий смысл. Не только из самого обхода, но и, вообще, из жизни Вулкана. Смысл и назначение которой заключались единственно в служении человеку.
       Поэтому большую часть времени, когда охранники отсутствовали, Вулкан лежал возле сторожицкой будки, ревниво поглядывая за тем, что бы никто из рабочих не приблизился к ней больше чем на пять метров. Это была граница, им самим установленная, и пересечь ее могли только охранники... ну и, черт с ними, рабочие, но только когда в будке находился кто-то из трех хозяев. Но рабочие к будке, когда в ней не было охранников, не подходили, и потому, если только он не был на обходе, Вулкан лежал возле будки, устроив крупную свою голову на вытянутых лапах, и вспоминал свою жизнь.
       Дальнейшая жизнь Вулкана была однообразная, так и что вспомнить в ней, если честно, было нечего. Вернее, вспомнить, в общем-то, было что, но жизнь Вулкана на зоне на отдельные эпизоды почти не распадалась, - настолько она была однообразна и монотонна.
       Мир, в который он попал после обучения, был очень жестоким, а подчас и просто страшным. Обнесенная высокой бетонной оградой с пущенной поверх колючей проволокой, зона заключала в себе очень много человеков в одинаковой одежде, - что с одной, что с другой стороны. Заключенные были одеты в черную робу безо всяких знаков отличия, за исключением белой полоски на груди, с номером и фамилией, те же, кто их охранял, - в темно-зеленую форму с погонами.
       Зеков Вулкан возненавидел практически сразу, это было первое, чему научили его люди в форме. Но надо заметить, что сделать это было очень легко, потому что, в сущности, ненависть Вулкана к зекам была ответной, и, больше того, - адекватной; порой он просто задыхался, чувствуя ту ненависть, что исходила от зеков, к тому же многократно усиленную их количеством. Задыхаясь от этой ненависти и чувствуя ненависть ответную, Вулкан рвался с поводка, что бы вцепиться клыками в того, кто стоял ближе... Господи, как же ненавидели зеки его, Вулкана!
       Он и потом, уже в другой своей жизни, с Борисом, узнавал этих людей, пусть даже они были одеты в обычную человеческую одежду, узнавал по той смеси ненависти и страха, которую те испытывали при одном только виде его.
       Но и к тем людям, которые охраняли зеков, Вулкан особой любви тоже не испытывал. Почему, Вулкан не знал, но эти люди, научившие его ненавидеть других людей, особой симпатии у него никогда не вызывали. Случалось, Вулкан даже рычал на людей из лагерной охраны, не умея сдержать своей неприязни к ним... Только проводника своего Вулкан отличал от остальных, но и то лишь потому, что он был его хозяином.
       Вместе с проводником Вулкан сопровождал колонны зеков на работу и обратно, в числе таких же проводников с собаками, вместе они ходили в караулы... Одним словом, много чего было в тот период жизни Вулкана, но все это, утомительное в своей монотонности, помнилось Вулкану чередой длинных дней и ночей, настолько похожих друг на друга, что и не отличить их, при всем желании.
       Кончилась служба Вулкана на зоне после ножевого ранения, нанесенного ему одним из зеков, ушедшим в рывок. Побег этого зека, к его несчастью, был обнаружен слишком быстро, и погоня шла по горячим следам. Спущенный с поводка Вулкан оказался рядом с беглецом первым из трех собак. Он и получил два удара самопальным, из большого ножовочного полотна, тесаком, в качестве своеобразной награды за излишнее рвение. Ничего больше зек сделать не успел, - его просто смяли два других пса, шедших следом за Вулканом... Они рвали его, рвали очень долго, не человека уже, а обезумевшее животное, проводники же почему-то не спешили оттащить своих подопечных... Вулкан помнил это очень хорошо.
       После выздоровления Вулкана увезли с зоны (пусть и не слишком заметно, но прихрамывал он на левую переднюю лапу, один из ударов тесака пришелся туда, и то ли мышцы срослись неправильно, то ли еще что, но только к несению серьезной караульной службы он был уже непригоден), и служба его на этом не кончилась.
       После этого он попал к Борису... Но в этот период жизни ничего интересного в жизни Вулкана не происходило. А может, просто изменилось у Вулкана и отношение к жизни, и восприятие ее? Как же разнятся они, воспоминания о детстве, с воспоминаниями о жизни взрослой!.. Даже у собак.

                                       *        *        *

       Словом, жизнь на новом месте у Вулкана была вполне сносная, спокойная. И все было бы хорошо, если бы не постоянное недоедание. Вулкан был очень крупной собакой, и пищи ему требовалось во много крат больше, чем тем же кабыздохам. К тому же, Вулкан, не в пример кабыздохам, привык к тому, что еду давали люди, тогда как кабыздохи с самого раннего детства приучены были добывать пищу сами. Причем, для них, в отличии Вулкана, не имело большого значения, каково было происхождение пищи, и какого она была качества. Вулкан же был разборчив в еде, и от пищи даже с самым малым запашком брезгливо воротил нос.
       Да и не было ее здесь, пищи. Хоть ты всю территорию цеха обойди сто раз, - а все одно ничего не найдешь, кроме железок этих проклятых. Разве что, за территорией цеха находилась рабочая столовая, а позади ее несколько мусорных бачков, но рыться в них, как это делали кабыздохи, Вулкан и брезговал, и стеснялся. Кабыздохам, вообще, было много легче, чем Вулкану. В конце концов, они могли выклянчить подачку у рабочих, чего Вулкан себе позволить не мог. Дело тут было, конечно же, не в природной брезгливости, а в гордости, тоже природной и тоже отпущенной Вулкану с явным перебором.
       Охранники, само собой, привозили Вулкану еду, но ее было слишком мало. А главное, в ней почти не было мяса, только, изредка, кости, да и те голые. Один только Борис кормил его как прежде, Сашка же и безымянный паренек Вулкана особенно не баловали. От постоянного недоедания Вулкан понемногу стал доходить. Явственно проступили ребра на боках, живот приподнялся до самого хребта, а в глазах его появился тоскливый жалобный блеск, свойственный всем бездомным, вечно голодным собакам.
       Чувство голода стало основным чувством Вулкана. Есть хотелось постоянно, каждую минуту. Во время одиночных обходов ноги сами несли Вулкана к столовой, к заветным мусорным бачкам. Но, глянув на них, Вулкан стыдливо опускал голову, и незамедлительно уходил прочь. Один только раз Вулкан, не выдержав, полез в мусорный бачок. Но даже и здесь он предварительно осмотрелся, проверяя, не станет ли кто свидетелем его позора, его падения.
       Пища, найденная в бачке, была невкусная. Но все-таки это была пища. Вулкан лизнул ее осторожно, тут же отстранил морду. Но чувство голода все-таки пересилило природную брезгливость. Он куснул раз, другой... И постепенно увлекся настолько, что и не заметил, что из задних дверей столовой вышла женщина с ведром помоев. Только когда она крикнула на Вулкана скорее испуганным, чем грозным голосом, Вулкан увидел ее, и в ту же секунду помчался прочь... Будь Вулкан человеком, то, наверняка, покраснел бы.

                                       *        *        *

       В один из дней, когда никого из охранников не было, случилось неприятное. Вулкан только-только отошел от будки, что бы обойти  территорию цеха, как сзади взревел мотор грузовика, и, уже на полуобороте, Вулкан успел увидеть, как надвигается на него оскаленная неживая пасть автомобиля, и еще, боковым зрением, он успел заметить за пыльным лобовым стеклом радостный, азартный оскал водителя. Мышцы моментально напружинились, тело перегруппировалось, уже почти готовое к прыжку в сторону, но было уже поздно; неуловимую долю мгновения спустя, когда передние лапы Вулкана уже были высоко в воздухе, а задние толкнулись от асфальта, оторвались от него, он почувствовал страшный удар бампером. Удар этот пришелся в голову и бок, он отбросил Вулкана метра на три, заставил кувыркнуться в воздухе. Грузовик проехал мимо, издав длительный победоносный сигнал, а Вулкан остался лежать на том месте, куда упал.
       Было трудно и больно дышать, очень трудно и больно. Ребра на том боку, куда пришелся удар грузовика, были сломаны, но кроме того, при каждом вдохе что-то негромко, но явственно хлюпало в груди. Вулкан поднялся на ноги, и тут же качнулся, упал. Долго лежал, собираясь с силами, потом снова попытался встать, и снова упал.
       Встать на ноги удалось только с пятой попытки. Пошатываясь, Вулкан сделал несколько шагов вперед, к зданию цеха, потом остановился, долго поворачивался. С носа капнуло на пыльный сухой асфальт красное, стало темным, свернулось и закачалось в серой пыли ртутным шариком. Трудно дыша, Вулкан добрался до будки, лег на асфальт.
       Вечером того дня приехал паренек. Завидев лежащего Вулкана, он улыбнулся, как всегда, отстраненной улыбкой, на ходу потрепал его ладонью по голове, и ничего не заметив, зашел в будку. Дверь будки он оставил открытой; Вулкан видел, как паренек бросил черную наплечную сумку на сторожицкий топчан, затем стал звонить по телефону.
       Выйдя из будки и все так же не обращая внимания на Вулкана, паренек спорым шагом направился к зданию цеха. Но, пройдя с десяток шагов, он остановился и обернулся, наконец-то заметив, что Вулкана рядом с ним нет.
       - Вулкан! Ты чего это отлыниваешь? - спросил он, и призывно свистнул.
       Как ни трудно было Вулкану, он поднялся, и, пошатываясь, поплелся к пареньку, но, не пройдя и пятка шагов, упал.
       - Подожди-ка... - Паренек подошел к нему, присел на корточки. - Ты это что, дружище... Неужто заболел?
       Он положил ладонь на голову Вулкана, погладил, потом, что-то заметив, осторожно тронул нос Вулкана. Внимательно разглядывая кровь на пальцах, он долго сидел, ничего не говоря, потом произнес:
       - Ну, и суки же, а!!! - и витиевато матюкнулся.
       Паренек долго сидел рядом, и, молча поглаживая Вулкана по голове, смотрел на него, и впервые Вулкан видел, что взгляд паренька направлен не внутрь самого себя, а на него, Вулкана, и во взгляде том ясно видел Вулкан жалость к себе, но, кроме того, еще и ярость.
       - И ведь хрен кого найдешь... - пробормотал паренек. - Эх, если бы ты говорить умел, Вулкан! Может, и сказал бы, кто это сделал... По крайней мере морду можно было бы набить. А так... Фиг концы найдешь.
       Паренек заметно покраснел, задвигал желваками, потом не выдержал, треснул кулаком по коленке.
       - Так вам и надо! Вот и жалей вас после этого, баранов... Бараны и есть. А кто же еще?! Одна только надежда на Индию с Пакистаном остается! Авось передерутся, и кирдык этому шарику... - Тут паренек покраснел еще больше, и, криво усмехнувшись, добавил: - Ну, а сам-то ты кто? Клоун... Клоун и есть. Даже сейчас... Уж лучше бы помолчал.
       После этого он, действительно, смолк, и опять долго сидел рядом с Вулканом, не говоря ни слова, только гладя и гладя его по голове, безостановочно. Сидел он так до тех пор, пока рядом не остановился мужчина в джинсовом костюме.
       - Чего сидим? - бодрым голосом спросил мужчина.
       - Тебе-то какое дело? - злым голосом спросил паренек.
       - Да так...
       - Вот и шлепай мимо, если так.
       - А вот хамить не обязательно. А то, знаешь...
       - Что? - Паренек встал и, набычась, уставился на мужчину. Кулаки у него были сжаты до белизны на костяшках.
       - Тебя какая муха укусила? - растерялся мужчина.
       - Ты куда шел?
       - Куда надо...
       - Вот и иди, куда надо!
       - Совсем народ озверел... Это же надо: за просто так удавить готовы... Эх, довели страну до ручки, дерьмократы-суки! Тьфу!!! - Мужчина пожал плечами, и пошел куда надо.
       Паренек, не переставая катать желаваки на широких скулах, снова присел на корточки рядом с Вулканом.
       - Что же ты, дружище? А? - спросил он, гладя Вулкана по голове. Вулкан с трудом приподнял голову, уронил ее на вытянутые лапы.
       - Ладно, Вулкан, - сказал паренек. - Ты здесь оставайся, а мне еще все посмотреть надо. Цех этот сволочной принять... Хорошо, Вулкан?.. Я быстро. А потом мы что-нибудь придумаем... Правда ведь? Главное, как же их найдешь... Ну, суки!!!
       Паренек поднялся с корточек, и быстрым шагом пошел к зданию цеха, почти побежал. Как только он скрылся за углом здания, Вулкан поднялся и, пошатываясь на непривычно слабых, ломких, чужих лапах, при каждом вдохе чувствуя и слыша прерывистое хлюпанье в груди, побрел прочь от будочки, подчиняясь древнему, не одним поколением своих предков наработанному инстинкту, властная сила которого заставляет всех собак умирать вдали от дома, что бы не досаждать своим жалким видом единственно дорогому в их жизни существу, - хозяину.


                                       ******

К оглавлению

На главную
Hosted by uCoz